Поговаривали, что он сам придумал для себя веру с неведомыми, но странными ритуалами.
– Был он крайне обидчив и злопамятен, никому ничего не прощал, да и лицом он обладал отвратительным. Он в жизни не сделал ни одного доброго дела… От него только вред.
– Ты несправедлива к нему, дорогая, – перебил жену хозяин дома. – Вспомни хотя бы вечер, который он устроил для ребятишек.
– Вот уж действительно стоит вспомнить! Это отлично характеризует Карсвелла. Нет, Флоренс, ты только послушай. В первую же зиму, как наш чудный сосед перебрался в Лаффорд, он написал письмо настоятелю тамошней церкви – мы не из его прихода, но знакомы с ним отлично – и предложил показать школьникам картинки из волшебного фонаря. Дескать, у него есть совершенно новые, такие будут детишкам интересны. Отец Фаррер – так звали священника – был немало удивлен, поскольку с самого начала было видно, что мистер Карсвелл детей не любит. Он все время жаловался, что они нарушают пределы его владений. Однако предложение приняли. Священник решил сам присмотреть за порядком.
Потом он рассказал, что возблагодарил Всевышнего, что его собственные дети на вечере не присутствовали, потому что этот мистер Карсвелл затеял все лишь с целью напугать бедную деревенскую детвору до смерти, и если бы ему дали довести дело до конца, он бы того добился! Начал он с вполне невинной сказки про Красную Шапочку, но даже в ней, рассказывал отец Фаррер, волк был показан таким чудовищем, что самых маленьких детей пришлось срочно увести.
Свой рассказ Карсвелл сопровождал настолько правдоподобным волчьим воем, что добрейший Фаррер был поражен: никогда прежде не слышал более диких звуков. Все те литографии, что показывал Карсвелл, были чрезмерно искусно выполнены – и как только он добился такого реализма? Трудно себе представить, где он их нашел. Представление продолжалось, всякая новая история оказывалась жутче предыдущей, и вот дело дошло до картинок, показывающих, как некий мальчик идет через принадлежащий Карсвеллу лаффордский парк. Дети смотрели в немом оцепенении. Каждому мальчишке места были знакомы. И вот все увидели, как за этим мальчиком кто-то сначала крадется, потом начинает преследовать, нападает… и буквально разрывает на части! Этакое жуткое скачущее чудище в белом – под конец его можно было видеть очень отчетливо. Отцу Фарреру оно потом несколько ночей подряд являлось в кошмарах, и ему даже не хотелось думать, какое впечатление все это могло произвести на ребят. Допустить продолжения в тот вечер отец Фаррер, конечно, не мог и в самых резких тонах сказал об этом Карсвеллу. «Пора закончить этот ужас, – сказал он, – детям нужно отправляться по домам». На что Карсвелл с усмешкой ответил: «Будь по-вашему!» – и следующий кадр из фонаря явил сотни копошащихся змей, огромных сколопендр и каких-то крылатых гадов. Непостижимым образом он сделал так, что у всех создалась иллюзия, будто эта нечисть ползет с экрана в комнату. При этом невесть откуда доносились какие-то шипящие звуки. Понятно, что дети в панике повскакивали со стульев и дали стрекача. Образовалась давка в дверях, было набито немало шишек. Едва ли кто-либо из малышей сомкнул в ту ночь глаза. Разумеется, шуму эта история наделала в деревне много, многие матери излили гнев на бедного Фаррера, а отцы перебили бы в доме Карсвелла все витражные окна, не будь то делом уголовно наказуемым. Вот каков мистер Карсвелл, наш «лаффордский аббат»; сами понимаете, что общаться с ним никто не горит желанием.
– Да, он определенно закоренелый девиант, – заметил хозяин. – Я никому не пожелал бы перейти ему дорогу.
– Скажите, – спросил секретарь, – не он ли лет десять назад издал книгу с названием «Экскурс в колдовство»? Или я его с кем-то путаю?
– Это он. Помните, какие она получила отклики?
– Еще как! Я даже знал автора самой ядовитой из них. Кстати, и вы должны – он ведь учился с нами в колледже Святого Иоанна, мы были погодками. Джон Гаррингтон, так его звали.
– Верно, я его прекрасно помню, но о нем уже долгое время ни слуху ни духу.
– Видите ли, однажды он упал с дерева и сломал себе шею.
– Вот как! – ахнула одна из дам. – Как его угораздило?
– Загадка; никто не знает, что могло заставить его забраться так высоко. Представьте, возвращается этот человек одним прекрасным вечером домой. Никакая опасность его не подстерегает, в округе его хорошо знают и даже любят. И вдруг он бросается бежать как сумасшедший, теряет шляпу и трость, карабкается на дерево, влезть на которое непросто, а человек он был вовсе не спортивного склада. Подламывается сухая ветка, и он летит вниз. Так его и находят на следующее утро – мертвым, с выражением смертельного ужаса на лице. Ясно, что за ним кто-то гнался. Предполагали, что это могла быть бешеная собака или сбежавший из зверинца дикий зверь, но только эта версия не подтвердилась. Было это в 1889 году, и, насколько мне известно, с тех самых пор его брат Генри – он мне знаком по Кембриджу, но вы с ним вряд ли встречались – пытается подобрать хоть сколько-нибудь складное объяснение его смерти. Он уверяет, что при том присутствовал злой умысел, но, право, трудно даже вообразить, в чем он мог заключаться.
Через какое-то время разговор снова зашел об «Экскурсе в колдовство».
– Кто-нибудь видел эту книгу? – спросил хозяин.
– Не только видел, но и потрудился прочесть ее от корки до корки, – сказал секретарь.
– И что же, она действительно так плоха, как все твердят?
– Если говорить о стиле и композиции, совершенно безнадежна и в этом заслужила всю уничижительную критику, которую получила. Но, помимо всего прочего, от книги веет чем-то зловещим. Автор всерьез верит в то, о чем пишет, и я бы не удивился, если бы узнал, что известную часть всех этих мистических практик он испробовал сам.
– Что касается меня, то я читал только рецензию Гаррингтона и должен сказать, что, будь я автором этой книги, у меня навсегда пропала бы охота браться за перо.
– Видно, с Карсвеллом этого не произошло… но, боже мой, уже половина четвертого! Нам пора!
По дороге жена секретаря сказала:
– Я очень надеюсь, что этот жуткий тип не проведает, кто именно отклонил его доклад.
– Он едва ли сможет узнать имя. Сам Доннинг будет молчать, поскольку дело это конфиденциальное, то же могу сказать о членах Совета. Вычислить же Доннинга Карсвеллу не удастся, поскольку он еще ничего опубликовал на эту нему. Единственная опасность кроется в том, что Карсвелл начнет вынюхивать у библиотекарей Британского музея, кто
