передачи собирая
Сидельцу, горемыке моему,
Любить друг друга. Да, она такая,
Любовь моя к тебе. Да и к нему.
Но я насчёт тебя вопрос закрыла,
Мне надоела эта канитель.
Лети-ка ты, мой голубь сизокрылый,
Куда-нибудь за тридевять земель!
Толян сказал: «Да я к тебе по делу,
Ведь ты такой понятливой всегда,
Душевною и доброй быть умела,
А я дурак, конечно, и балда,
Что соскочил. Он в этом одинаков,
Наш брат мужчина. Ты меня прости.
Гортензию, что дал мне Коля Шмаков,
Позволь тебе уже преподнести!
Без всяких волокит и бюрократий
Я расскажу, зачем я в это влез,
Тут, кроме наших собственных понятий,
Присутствует служебный интерес.
Заблудший наш баран — не фигли-мигли,
Не брошенная рыба на мели,
И мы не шерсти клок с него состригли,
А всё, что есть, со шкуры соскребли.
Ну, то есть, информации нарыли
Вагон с тележкой, можно так сказать,
И кражи все с разбоями раскрыли,
И так и будем впредь их раскрывать.
Мы глубоко нырнули, а не мелко
Благодаря способностям его,
А, не вступи он с нами в эту сделку,
То вряд ли мы раскрыли бы чего.
А в чём предназначение Фемиды,
Я десять, двадцать раз скажу и сто –
Не просто так чморить любую гниду,
А сквозь повязку видеть, кто есть кто!
Я знаю, мы добьёмся результата,
Покрепче с ним контора завяжись,
Он будет наш надёжный информатор
На всю потом оставшуюся жизнь!
Мы всем отделом помараковали:
Курьер, ведомый собственной судьбой,
На зоне, как охотник на привале,
Немного отдохнёт, и снова в бой!
Однажды он, я это знаю точно,
На всю Россию будет знаменит,
От западной границы до восточной,
Он самого Ушастого затмит!
Мы лишний раз носы свои не будем
В их логово поганое совать,
Все графики их праздников и буден
Он будет нам заранее сливать!»
Народная судья, вообще-то Зина
Была и есть по имени она,
Всё это услыхав и рот разинув,
Взволнована была, восхищена.
И никакой стены уже стеклянной!
Сияя, как кремлёвская звезда,
Она в упор глядела на Толяна:
«Ну и размах у вас! Вот это да!
Чтоб сам пахан работал на контору! –
Он будет им, я это поняла!
Ну что же, флаг вам всем, идущим в гору,
Чтоб вас в пути метель не замела!
Ввиду тобой описанных событий
Ты мне наделал шороха в мозгу.
Вообще-то вы не даром хлеб едите.
Ну ладно, хрен с тобою, помогу!»
Вот так, мои друзья, судья и опер
На почве общих целей задач
Опять сошлись. Они в одном окопе.
Ну что, бандит и вор, скули и плачь!
И, в общем-то, пора уже решать ей,
Какой приоритетный выбрать путь,
Не то к Толяну броситься в объятья,
Не то в него гортензию швырнуть!
Что ж, по рукам! Толян от счастья замер.
Его простили, судя по всему.
И ренессанс уже не за горами,
Не зря мой друг готовился к нему.
Витюха, что костюм ему спроворил,
Не зря ломал над галстуком башку,
Ему потом Толян за это вскоре
Презентовал поллитру коньяку.
Рискуя, в общем, собственной карьерой,
Она тогда себя превозмогла
И срок злодею нашему, курьеру,
Шесть лет, почти что минимум, дала,
При этом чуть его не отлупила,
Когда он попросил, чтоб дали три:
«Будь моя воля, я б тебе влепила
Пожизненное, чёрт тебя дери!»
И, по исходной действуя программе,
Ей не создали видимых проблем
Кивалы, что кивают головами,
Народных заседателей тандем.
Мне даже сон приснился чуть попозже,
Что новые настали времена,
И нам моторчик вставили под кожу,
И все вокруг кивают, вся страна –
Без передышки, глядя друг на друга –
Какой-то коллективный «Паркинсон»!
И нет огней в ночи, и воет вьюга,
И головы трясутся в унисон!
Из нас бойцов веками жизнь ковала,
А не трусливых скрюченных калек,
И вот он — по земле идёт кивала!
Хозяин бала! Новый человек!
Меня холодный пот прошиб спросонья,
И свет моё жильё не освещал,
Я сам себя расстроенной гармонью,
Гитарой дребезжащей ощущал!
Мозги и сердце, душу мне навылет
Как будто прострелили из ружья,
Меня кивалы эти впечатлили,
Что это тоже родина моя!
И я желаю ей совсем немного –
Чтоб ей счастливый вытянуть билет
И, наконец, найти свою дорогу
И «Паркинсоном» больше не болеть!
Менты ещё, я помню, побывали
Вот в этом сне моём, и головой
Они, как куклы, точно не кивали,
А, как обычно, воз тащили свой.
Вот так вот люди ходят и не знают,
Куда они идут за пядью пядь,
Ну и вообще — про что они кивают.
Им никогда про это не узнать.
…Недаром, братцы, с вами тут со всеми
Я про ментов затеял разговор.
Какая жизнь была у них в то время,
Никто не знает толком до сих пор.
И всё, что было со страной моей родной,
Какой-то чёрною покрыто пеленой,
Кромсать и рвать её — занятие пустое,
Так в телевизоре нам часто говорят,
Но, если мы не будем помнить тех ребят,
То так и будет всё покрыто чернотою.
Двадцать первая глава
Не будет. Со мной нету сладу,
Когда я молчать не готов.
Ну вот я и сделал, что надо,
Роман сочинил про ментов.
И я за друзей своих стоя
Бокал поднимаю стократ.
Читатель, давай мы с тобою
Вернёмся в ту ночь на Арбат,
Где друга я встретил, Витюху,
Где добрые люди на час
Без лишних вопросов пивнуху
Специально открыли для нас.
Я знал: нам ещё и добавки
Дадут в близлежащем дому
В подвале у скульптора Славки,
Я шёл изначально к нему.
И вновь я вернул в наше время
Витюху вопросом своим:
«А с нашими что там со всеми?
А то я скучаю по ним.
Ревущей безумной турбиной
Тоска колобродит в душе.
Одиннадцать лет с половиной,
Как я на гражданке уже.
Как будто завесою дымной
Нас век разделил насовсем
С ребятами. Витька, скажи мне,
Чего там случилось и с кем?»
«Толян укатил в Аргентину,
Замкнуло чего-то в мозгу,
Я даже такую картину
Представить себе не могу!
Он там уже год, как не больше,
И с кем бы
