но про себя отметила: «Он в чём-то прав. Если даже я скину ему на голову тяжёлый камень, у меня такое чувство, что он уцелеет. Потом оторвёт себе придавленную стопу и вылезет. И претворит свои угрозы».
Она вздохнула и покачала головой, сама не зная, зачем говорит это:
— Это не моя мысль, маргот. Это вопль тысячи душ, что я слышу почти каждую ночь.
— Мертвецов-то? — фыркнул Морай и прислонился щекой к земле, устав бороться с силой притяжения. Для него новость о дивном даре жрицы, которым обладали разве что Жнецы из старинных легенд, действительно не отличалась от других новостей. — Они все просят меня прикончить?
— Да. Даже эти, которые мертвы уже пару веков как. Должно быть, радеют за судьбу родной земли, и…
— Тогда они ещё более жалкие, чем я думал.
Эйра неожиданно улыбнулась.
— В общем, люди действительно не дают себе уйти на покой из-за странных капризов, — согласилась она.
— И ты правда их слышишь?
— Да, маргот.
Он задумался, будто представляя, даёт ли это какую-то выгоду. Но думал он недолго и пожал плечами:
— Никудышный дар. Их убивают для того, чтоб они заткнулись, а не наоборот.
Эйра развеселилась от этой мысли, а он рявкнул:
— Слезай уже сюда! Помоги выбраться.
«Я не знаю, почему, но чем дальше, тем более бессмысленными мне кажутся эти призрачные мольбы», — подумала она и послушно соскользнула вниз, туда, где разломанный каменный склеп удерживал маргота в плену. — «Есть люди, которых ненавидят буквально все и которые, кажется, тяготят своим существованием всё человечество; но Морай мог и разбиться от падения, если б это было нужно судьбе. А значит, боги имеют на него свои планы».
7. Дом, милый дом
Одетую в кожаный сапог ногу Морая крепко стиснуло меж каменной плитой и землёй. Стоило Эйре склониться, она поняла: та уже опухла, отчего её ещё труднее выудить.
Она соскользнула по земляному склону; перешагнула через обессиленного маргота сперва один раз, потом второй. Она искала, можно ли чем-то подпереть плиту чуть ниже, чтобы ослабить давление. И в итоге ни к чему не пришла.
— Давайте я попробую приподнять плиту, — предложила Эйра.
Морай усмехнулся, смерив её изящную чёрную фигуру долгим взглядом.
— Вы мне, конечно, тоже постарайтесь помочь, — добавила она. — Я возьмусь вот тут, чуть ниже лодыжки, а вы — вот здесь, где есть выемка. Но главное — потяните ногу наверх.
«Я сильнее, чем кажусь; под рукавами моей рясы — чёрные тугие мышцы».
— Угм, — кивнул он и согнул обе ноги, съезжая чуть пониже к завалу. А затем упёрся в камень вторым сапогом и обеими руками.
«Это ещё более странный день, чем тот, когда я откапывала для него ящик», — подумала Эйра и взялась за край холодной, как лёд, плиты.
— Готовы?
— Да.
Она кивнула и со всей силы навалилась на плиту так, чтобы та приподнялась и стала в провале вертикально. Маргот тоже налёг со всем усилием. Оба зарычали, скрипя зубами, и плита поддалась. Морай выдернул ногу.
— Чёрт! — тут же взвыл он и замер, держа её на весу. У него от боли искры из глаз посыпались.
Эйра, в черноте своей чуть побагровевшая от натуги, шумно выдохнула и взглянула на скорченного маргота.
— Сломана? — спросила она.
— Я ей зацепился за ветку, когда падал, — процедил Морай, покачиваясь из стороны в сторону. — Проклятье… чёртово… р-р…
Но тут его стенания смолкли.
— Скара, — произнёс он одно слово. И выразил им единственное, о чём думал даже теперь. — Помоги вылезти.
Он набрал в грудь воздуха, заставляя себя сосредоточиться на склоне. Эйра кивнула и подобралась ближе. Когда он потянулся наверх, она подставила руки под его ступню, толкнула его вверх, и он вывалился на траву.
Внизу можно было расслышать его полную боли ругань. Эйра перевела дух. Она отряхнула руки и стала искать, за какой корень взяться, чтобы тоже вылезти; но рука маргота, вся покрытая царапинами, вдруг свесилась вниз.
— Давай, — натужно выдохнул он.
Она удивлённо посмотрела на его перекошенное от боли лицо, но не стала спорить. Схватилась за его крепкие пальцы — и он вытянул её наверх.
Маргот лежал в траве рядом со своим мечом. И он, и его оружие были оба испачканы в земле, своей и чужой крови, растрёпаны и, казалось, совсем измучены минувшим боем.
Но, как и в клинке пламенеющей формы, Судьболоме, в марготе всегда тлела искра внутренней силы.
— Так, — выдохнул Морай решительно и сел, вновь взявшись за сапог повреждённой ноги. — Ядвинный Тракт, да? Как далеко до него?
И стал, шипя себе под нос, расшнуровывать голенище. Эйра нерешительно ответила:
— До самого тракта напрямик, наверное, не больше часа. Но сама я пришла из деревни с названием Кирабо, и помню путь только туда. Он занял у меня примерно три часа быстрым шагом.
— Не пойдёт, — бросил Морай. И стиснул зубы. Он медленно стянул с опухшей ноги сапог — от той повеяло жаром, и Эйра поняла, что странно подогнута. — Три часа я никуда не пойду. Один — сойдёт.
— Но здесь пустой участок тракта, если я верно помню, без застав и деревень…
— Замолчи, — рявкнул он. И Эйра притихла, вместе с ним изучая вздувшуюся синюшную плоть.
«Похоже на вывих», — подумала схаалитка.
— Т-так, — дрогнувшим голосом произнёс маргот и сфокусировал взгляд на лодыжке. — У меня такое было… или что-то такое. Сейчас исправлю.
Она уставилась на него с потаённым страхом.
«Стоны мёртвых слушать не страшно; стенания живых пугают куда больше».
— Я знаю, жрецы не хлещут бренди, но, может, у тебя что есть с собой? — спросил её Морай.
— Не думаю, но… а, хотя постойте, — Эйра заглянула в свою сумку.
Давным-давно, в монастыре, их учили, что после мертвецов хорошо бы мыть руки. Но если воды и мыла рядом нет, то сойдёт крепкий алкоголь, которым надо протереть пальцы и ладони.
Обычно Эйра у себя такого не держала, но в доме у Изингомов ей пожаловали небольшую бутылку розового джина. Она вытащила её из сумки и сразу же протянула Мораю.
Он успел ответить ей ироничным взглядом.
«Он не посмеет шутить про пьяницу-схаалитку, когда я оказываю ему такую услугу», — подумала Эйра уверенно.
И она не угадала.
— Комар носа не подточит, а? — оскалился Морай в ухмылке. — Был бы это голубой джин, я бы приговорил тебя к смертной казни.
— Я бы уплатила вам пошлину лично, — не растерялась Эйра.
Он опрокинул гранёную бутыль и выпил несколько глотков. После чего всучил джин обратно Эйре и решительно хрустнул костяшками пальцев.
— Итак, давай, вспоминай, —
