— Подстилка провластная, — вздохнула олива. — Ты ж буквально вчера говорил, что ждешь, когда их прихлопнут аквитаники.
Полина очаровательно хохотнула.
— Я не закончил! — разозлился я. — Уважение и провластность это немного разные вещи. Меня просто раздражает все, что ведет к бесполезному сопротивлению. Раки в ракушках, едят людей на расстоянии. Это все из серых листовок Свободоцев или Антитенебрийского фронта. А эти уроды ничего кроме проблем создать не могут.
— Согласна, — откликнулась Полина. — Однако, террористы очень мило дестабилизируют политическую обстановку Немоса, что играет нам на руку. С чем я не согласна дорогой Самара, так это с тем, что тенебрийцы умнее. В техническом плане — возможно. Но их менталитет остался на уровне нашего, как это все говорят, «средневекового» общества. Взять хотя бы готическую говядину, которую тощие так обожают. Готок разводят в Империи испокон веков, порода постоянно улучшается, мясо приобрело воистину неповторимый вкус. Тенебрийцы, разумеется, выкупили себе десять тысяч голов и увезли домой. И что бы вы думали? Оказывается, у готок выращенных в Тенебрии вкус — не такой. Он портиться. Ну не смешно ли? Я пробовала тенебрийских бычков: совершенно то же качество. Тем не менее тощие продолжают покупать наше мясо за сумасшедшие деньги. Говядина сейчас — второе золото, нефть, электроника.
Слушая этот замечательный рассказ о тупости палочников, я краем глаза заметил за нами маленький хвостик в виде разнузданного самокатчика с сигаретой.
— Это говорит только о том, что они зажравшиеся капризные сволочи, — высказалась Хо. — В остальном они действительно умнее.
— Мы еще посмотрим, — пообещала Полина. — Это мы поглядим. Страх Империи перед миром давно испарился. Однажды Лонга станет его центром.
— Вот такие разговоры мне нравятся, — согласился я. — Чуть что, сразу подам заявку на репатриацию. Кстати, за нами хвост.
— Вижу. Его нужно игнорировать. Двигаться так, словно мы получаем истинное наслаждение от созерцания Новой Победы. Ехать нам долго, так что давайте побеседуем еще о чем-нибудь.
— Кто были эти ребята на быках? — спросил я. — И что это вообще такое? Откуда у вас танки с рогами?
В стекло заднего вида я видел, как лицо Полины скривилось. Как будто ей булавку в зуб вогнали.
— Это военная тайна, которую чуть не раскрыл один… Как это слово на гарзонском… Кантхэд. Пиздоголовый. Клянусь Девятью и самим Императором, я надеюсь этого кретина лишат всех привилегий и сгноят по горло в нечистотах, как братоубийцу. Но ты здорово его окоротил! — Полина оживилась. — Многие сейчас благоволят храброму де Хину. Это копье… Выдернул как зубочистку!
— Вообще-то без Хо я бы максимум жидко загадил штаны, — сказал я веско. — Она толкала копье снизу.
— Плечи ноют — караул, — подтвердила олива смущенно улыбаясь. — И сиськи горят.
— Вот ка-а-ак, — пропела славка удивленно. — Хм. Мое почтение, зелененькая… Я хотел сказать Хо-о-о Хо-о-о, — он взяла высокую ноту, и я невольно поковырялся в ухе. — В любом случае именно ты, Самара де Хин, сейчас медиа-звезда на Побережье. Все в шутку обсуждают как хорошо на тебе сидит доспех Лютера. Вы ребята без царя в голове.
Я не удержался:
— А вы своего все еще не пристрелили?
Это была ужасно глупая и заезженная шутка, ходившая среди лонгатов с того времени, как провинция Славия пережила революцию и едва не откололась от Империи. Семьдесят лет назад толпы черностоповцев озверевших от многолетнего неурожая и поборов попытались взять штурмом столицу и царский дворец. Однако, ценой неимоверных усилий стрельцов, были отброшены и уничтожены. Среди провинций это стало неслыханным прецендентом. Чтобы чернь, и вдруг полезла свергать Наместника, ставленника Императора?! Позор. Скандал. Лажа. Короче славов тогда все макали головой в дерьмо и до сих пор продолжали это делать. Правда уже не так азартно.
— Как смешно, — вздохнула Полина. — Все хотят пристрелить нашего Царя. Нет, Сергий Третий делает все возможное для провинции, и мы очень его любим.
— Мы — это знать, или черностоповцы тоже? — спросила Хо, язвительно.
Женщина не поддалась.
— Они теперь белостоповцы. Мыло продается везде и стоит копейки. Погода стоит хорошая. Сейчас даже в самой мелкой деревушке есть лошади, свиньи, весь набор полезного скота. О новой революции не может быть и речи.
— Ну конечно, теперь у стрельцов нарезные стволы, — не унималась Хо.
— Я не понимаю, — сказала Полина хладнокровна. — Оливы ведь и сами пытались сопротивляться освоению Немоса тенебрийцами и гарзонцами. И к чему это привело? Вас почти истребили. Мир проповедует право сильного и пока это неизменно. Неужели вашему народу так сложно с этим смириться?
— Да смирились мы, смирились, — в голосе оливы зазвучала грусть. — Я сама работаю на палочника и… люблю его по-своему. Просто, если не хранить в себе хотя бы ложку сухого пороха, отсыреешь полностью и превратишься в раскисшую тряпку. На полу. И вонь стоит.
Полина долго не отвечала.
— Возможно, — она перебрала пальчиками по рулю. — Это… Кажется я поняла тебя, Хо. Спортивная злость?
— Можно и так сказать.
— Чем-то таким подбадривают себя наши кметы, это правда. Думаю, если б они стали совсем уж бессловесными, это лишило бы интереса воспитательные порки… Да шучу я! Шутка!
Я положил ладонь на кулак Хо.
— Так, а вот это уже нехорошо, — Полина посмотрела куда-то вбок и вверх. — Мне сигнализируют, что ССТ идет параллельно маршруту и постепенно берет нас в клещи.
— Только не еще одна гонка, — взмолился я. — Ты ж говорила, что эта тачка вне подозрений.
В этот момент наперерез нам выехал катафалк, и вроде бы совершенно случайно заглох прямо на дороге. Из него совершенно случайно вышло шестеро случайных гарзонских парней. Они принялись пинать колеса и озабоченно жестикулировать. Один из них повернулся к нам и помахал в том смысле, что, ребят, не дадите подкурить? Или домкрат? Или может резина есть запасная? Это было просто, мать его, уморительно. Я бы бросил в ребят букетом цветов, будь у меня хоть один в запасе.
Полина свернула направо в узкий загаженный переулок, да так резко, что я полетел в объятья Хо.
— Титьки, — зашипела та. — А-а-а.
— Прости. Полина, что происходит?
Толчок.
— Ух-о-одим, — исполнила та, накидывая на плечи вещмешок. — Вылезайте, скорее.
