class="p1">«Давай в три в Океане? Приглашаю».
За время, оставшееся до конца пары, успеваю известись. Я так заметно ерзаю, не находя себе места, что препод то и дело останавливает на мне мрачный взгляд, не сулящий ничего хорошего на экзамене. Впрочем, я нахожусь в таком взвинченном состоянии, что даже это сейчас не пугает.
До ресторанчика, в который меня пригласил Юра, еду, подпрыгивая от нетерпения. Из-за пробок опаздываю. Когда влетаю в зал, Валов уже сидит за столиком, нервно постукивая пальцами по столу. Все такой же красивый. Высокий, плечистый. Его работа требует физической силы, вот почему Юра прилежно посещает спортзал. Мы с ним были красивой парой… Всем на зависть. Именно поэтому мне так тяжело признаться, что мы расстались. Сглатываю ставшее поперек горло «были» и шагаю вперед, поймав взглядом свое отражение в зеркальной витрине бара. М-да… Могло быть и лучше, но я не готовилась к свиданию. Да и не свидание это.
— Привет.
— Привет.
Я не знаю другого мужчины, который поднимался бы из-за стола при появлении женщины, а Юра выходит. И отодвигает мне стул.
— Присаживайся. Голодная? Я заказал тебе гребешки, чтобы не пришлось долго ждать. Лично я после пар слона готов был сожрать.
— О, да. Я тоже жутко голодная.
В этом месте наш разговор прерывает появление официанта. Все больше нервничая, наблюдаю за тем, как он расставляет напитки. Юра заказал любимый мной малиновый лимонад. Это трогает, хотя нет ничего удивительного в том, что человек изучил мои привычки за восемь лет.
У нормальных людей обед давно закончился, и кроме нашего в зале занято всего три столика в отдалении. Можно не бояться, что нас услышат.
— Юр, ты говори, — кошусь на часы.
— Спешишь куда-то?
— Да. У меня еще есть кое-какая работа. Мишку заберут родители, так что я хочу использовать это время по полной.
Нервозность Валова заставляет волноваться меня. Он стучит по столу. Я сворачиваю салфетку в трубочку.
— Ты, наверное, в курсе, что я отстал от твоего Пятса.
— Он не мой. Но да, у нас с Матиасом был разговор. Мне было важно понимать, к чему готовиться. — Накалываю гребешок, изо всех сил вцепившись в вилку, чтобы не было видно, как дрожат руки. — Спасибо, что не к самому худшему.
Я говорю без всякого сарказма. На него просто нет сил. Но со стороны, конечно, может показаться иначе. И Юра напрягается. Сжимает челюсти, так что на щеках вздуваются желваки, устало растирает лицо.
— Я чересчур загнался, да? Прости.
Хмыкаю. Неужели он и впрямь думает, что это так легко сделать? Если бы… Иногда я хожу по старому городу и думаю, ах, как было бы хорошо, если бы мне на голову упал кирпич, чтобы отшибло память!
— Юр…
— Да все я понимаю, Элька. Сейчас. А тогда… Эль, я себя дефективным чувствовал, понимаешь? И на фоне этого меня несло… Так несло! Я такую херню делал. Мой психолог рекомендовал обсудить это с тобой. Обещал, что мне станет легче. А я не понимал, как тебе сказать. Как поделиться? И подсознательно (это я уже потом понял) отталкивал, чтобы делиться никогда не пришлось. Чтобы ты не узнала, какой я на самом деле слабак, Элька.
Юра поднимает на меня красные от слез глаза, вышибая из меня дух.
— Эля, я в курсе, что ты как-то узнала про Мухину. Не знаю, как это случилось, я старался быть осторожным…
— Избавь меня от подробностей, — взвиваюсь, но Юра перехватывает мою руку и возвращает за стол.
— Прости. Прости, пожалуйста. За все. Я виноват. А еще я рад, что ты обо всем узнала.
— Рад? — сиплю, задыхаясь от переполняющих меня чувств. Рад он, блядь? А у меня сердце в клочья…
— Да. Потому что это меня жрало. Вина отнимала все силы. Знаешь, я впервые за несколько лет чувствую себя рядом с тобой свободно.
Сглатываю. Аппетита словно и не бывало. Но тошнит меня, как от голода.
— Ах, это я виновата?
— Нет. Нет, Элечка, ты не так понимаешь.
Валов берет мои руки, складывает лодочкой и подносит к своим губам. Целует, прижимает к щеке, трется, в блаженстве жмурясь.
— Как я люто по вам соскучился, Элька. По тебе, по Мишке. Вы все, что у меня есть. Вернись, Эля. Пожалуйста. Я понимаю, сколько дров наломал, но обещаю, что такого не повторится. Я устал. Ничего без вас не хочется, понимаешь?
— Вот так просто, да, Юр? И я должна простить? Ты мне изменял!
— Я тогда так боялся, что не смогу дать тебе ребенка. Я… Весь такой до хера крутой, самец, мать его, просто принц из сказки. И не могу… Ты не представляешь, как я злился, Эля. Я весь мир ненавидел. И даже тебя… Потому что не мог стать тем, кого ты заслуживаешь. Мне это надо было куда-то деть. Во мне как будто включилась программа самоуничтожения, которую я не мог остановить.
— Сексом ты тоже меня наказывал?
— Что?
— Вспомни, во что это все превратилось…
— Да, наверное, — сглатывает. — Но мы же можем это исправить? Еще не поздно?
— Ты помнишь, в чем меня обвинял?
— Да пойми же, во мне говорил страх! И отчаяние. Как же, такой парень, и облажался. А ведь я до этого не понимал, как на меня давят чужие гребаные ожидания! Они меня и задушили в конечном счете. Я просто тупо не вывез. Силенок не хватило, прикинь? Даже на то, чтобы принять Мишку, понадобилось время, а ведь я его… — тут Валов все же пускает слезу, не выдержав. Да и сама я начинаю плакать, — ты знаешь, как я его люблю. И он мой! — добавляет твердо.
— Юр, ты представляешь, как мне важно было это услышать раньше? Я же… я же тоже…
— Я знаю! Теперь знаю. Эля, я каждый день работал с психологом. Каждый божий день, можешь себе представить? Я в окно хотел выйти, — сипит. — Цеплялся за что угодно… Прости меня.
— Елена была единственной твоей любовницей?
Наши взгляды встречаются над столом. И я понимаю, что…
— Нет.
Да, по его глазам понимаю.
— Извини, я хотел бы соврать. Но пообещал себе, что больше никогда не стану тебя обманывать.
Самое смешное, что он реально искренне раскаивается. И мучается, может, ничуть не меньше меня. Да только не могу я ему посочувствовать. Сил нет. Ни на что нет. Я обескровлена.
— Почему? Чего тебе не хватало? Они красивее? Или умнее, может? — скулю брошенной дворнягой.
— Нет. Они просто не ждали от меня того, чего я не мог им дать. Так я не чувствовал
