слишком долго молчит, не шевелясь. Просто смотрит на дурочку, саму себя не понимающую. О чем он думает сейчас? Я даже решаю взглянуть, все ли в порядке, но не успеваю найти ответ.
— Нет.
— Что?
— Теперь не уходи.
Ты стихийно-стихийна
Нина
Даже самой себе не смогу признаться, чего бы хотела сама.
— Нин, — снова шепчет.
Не хочу его слышать, не хочу чувствовать, не хочу ему верить. Ничего не хочу!
— Ничего не гово-ри.
Кажется, что скажи сейчас он хоть слово и я раскрошусь по кусочкам. Хочется думать, что сейчас творю что-то ужасное, чудовищное, но не перестаю ловить себя на мысли, что это не так.
Мне страшно идти дальше. Он, наверное, этого не поймет, но я и правда трусишка, он прав. Хочется всё прекратить, а не играть на эмоциях друг друга так, что я от одного его взгляда чувствую фантомные покалывания подушечек пальцев из-за невыполненного желания его касаться. Так вообще разве бывает? Он не Санта Клаус, не Дед Мороз и не лампа Алладина, тогда какого черта?
Мне кажется, я хочу подойти. К нему? Именно к нему? Или просто к человеку, который сделает вид, что меня такую можно… любить? С какой стати я уже мечтаю о том, чтобы он ко мне чувствовал что-то? Что это за сказка в моей голове? Так нельзя.
Я не знаю его… но главное — он не знает меня.
Чем я отличаюсь от девочек, отдающихся за айфоны и тачки? Ничем, я это уже уяснила…
— Всё для себя решила? — Дамир пытается разрядить обстановку, улыбнувшись и шумно выдохнув.
За-чем?
— Нет, — и я почему-то не хочу врать, что это не так.
— Я уточню, ты сейчас здесь не из-за того, что вечером тебя отшили?
— Кто?
— Твой преподаватель.
Фыркнула. Какой глупый! Или это снова выглядело как-то так?
— Меня… не отшивали.
Будто от этой поставленной галочки в его голове ничего не изменилось.
— Все это никак не связано.
— Ммм, — тянет он, — ты же помнишь, что я не принуждал никого и не собираюсь начинать?
Лучше бы молчал. Что на это ответить? Правду? Согласиться с тем, что сейчас я в здравом уме и иду к нему по своей воле? Сама не знаю, зачем мне это. В чем я хочу убедиться? Ради чего?
Видимо, слишком долго молчу, потому уточняет вновь:
— Нин, — едва слышно, — я не хочу, чтобы на утро ты меня возненавидела.
За-чем он говорит что-то? В этой чертовой ночи. В его квартире. В его спальне. Своим красивым ртом, который хочется заткнуть… поцелуем.
Наверное, у меня и правда давно не было секса. Он не особенный, мать его, в нем нет ничего особенного!
И я хочу сказать что-то ужасное, типа:
— Да? А что так? Всё ещё боишься потерять тачку?
Резко опускает ноги на пол, приподнимаясь и не отрывая от меня взгляд. Это похоже на охоту, но кто из нас охотник — ещё не поняла.
Я боюсь идти сама. Я боюсь решать сама. Я боюсь ошибаться. Я не умею сама… он это понимает?
Черт, как же хочется всё испортить, чтобы ничего не решать и проснуться потом не доломанной до конца. Не переступать грань, которую и без него не понимала. Какого черта вообще? Переспала бы с Котовым, а? Почему нет? Почему от мысли о близости с мужиком, которого я типа четыре года…, меня передергивает, а сейчас при Дамире я то и делаю, что сама себя к нему подвожу. В чем раз-ни-ца? Это же просто секс!
Он продолжает ждать меня и мое чёртово решение. Но что я поняла за этот год в роли большой девочки, которой уже всё можно?
— А я же говорила про бывшего, да? — Вот оно, мерзкое.
Дамир напрягается, снова накаляя здесь каждый миллиметр.
— И… вот, у нас первый раз был точно такой же! — Нет, я не идиотка, мне просто страшно сейчас. — Я тоже пришла сама, мне тогда некуда было идти, он меня спас, я решила, что это правильно… — мысли сумбурны, и не хочу в глаза смотреть, перебирая на себе рукава его футболки, — Только тогда месяц тянула, а сейчас вот, четыре дня. Прикинь, какой ты красавчик? И он…
Дамир вдруг обрывает, совершенно спокойным тоном, опять приковав к себе:
— И он этим воспользовался?
Сердце ухает, не удержавшись. Я глотаю воздух, как дура, наращивая панцирь. Почему хочется зареветь? Как он одним вопросом расставил всё по своим местам? Я к этому не привыкла. Заставляю себя выдохнуть, считая до трех. Тихо спрашиваю:
— Что?
Мне не хочется, чтобы он повторял.
— Нет, я… — кусаю губу, — а ты будто лучше?
Только мои пики его не ранят, он сдается, так и не начав оборону.
— Разве говорил, что я лучше? — снова ложится в постель прямо на одеяло.
Не говорил, я снова сжимаю запястья, ни на что не решаясь. Мне хочется уйти? Нет. И я не знаю, почему, но разве ему сейчас со мной не противно?
— Дамир…
Вместо отклика, стучит по подушке рядом три раза.
— Дамир.
Снова повторяет жест, но на этот раз спрашивает.
— Хочешь лечь рядом? Не устала стоять?
Когда меня кто-то спрашивал, чего я хочу в чужой спальной? За этот год в роли взрослой девочки такое не вспомню. Артем ни разу не задал что-то подобное. Вообще старался со мной не говорить, считая, что до его великих поэтов я не доросла. Зато устраивал тусы с "моими друзьями", чтобы канарейка в клетке не заскучала.
И разве Тёма не прав? Разве со мной можно по-другому? Иначе? Даже Котов сегодня всё решил сам.
Мир поворачивается на бок, немного повозившись с подушкой.
И я отвечаю, не желая, чтобы расслышал:
— Очень.
Шумно выдыхает, будто улыбнулся.
— Тогда вперед.
Зачем мне свобода действий? Зачем такой как я вообще свобода? Отец прав, наверное. Но сейчас я не хочу об этом думать.
Шаг… "Хочешь, мы уйдем?"
Шаг… "Не переносишь? Я решил бросить"
Шаг… "Ты можешь не уходить, он не хозяин квартиры"
Шаг… "Хочешь, со мной?"
Я натыкаюсь ногой на ножку кровати, стискиваю зубы и тут же падаю на огромный матрас. Мягкий. Уютный.
Нахожу силы повернуться к его хозяину и даже тяну улыбку. Дамир
