раз улыбнулась и отошла в сторону. Подпрыгнула вверх, ухватилась руками за проем в потолке, подтянулась и вновь оказалась наверху. Весь маневр занял секунды. Моя похитительница исчезла, захлопнув единственный выход из темницы.
Вскоре я опять привыкла к темноте и заново осмотрела скудную обстановку. Выбраться возможности нет, осталось лишь ждать. Мышцы болели от напряжения. Слишком долго делала вид, что могу вынести все невзгоды, но, оставшись в одиночестве, не надо было играть на публику, и я вернулась на жесткое ложе. Страх не появился, и картины из жизни не проносились перед глазами. Я размышляла над словами Катрин и не могла избавиться от давящего чувства, что если она права, то я никто – крупица среди обычных людей, не способная защитить себя и тех, кем дорожу. Обуза.
– Эй, чего притихла?! Аврора. Аврора!
Я слишком измоталась и задремала, а сквозь сон услышала, как кто-то меня зовет. Поборовшись с желанием не просыпаться, не возвращаться в реальный кошмар, нахмурилась и открыла глаза. На табурете сидела моя мучительница, держа в руке фонарик. Свет резанул, и я прикрыла глаза ладонью, спасаясь от новой боли.
– Убери его.
Даже в такой удручающей ситуации иногда посещают простые мысли, например о том, что цивилизация напомнила о себе в виде фонарика, заменившего свечу, но, к сожалению, это не спасает от действительности.
– Я уж подумала, что опоздала.
Отведя ладонь в сторону, я нехотя посмотрела на нее и спросила:
– Уже вечер?
– Да, радость моя, вечер, но ты еще поживешь немного.
Наверное, должно было полегчать, но я прекрасно осознавала, что решение Катрин изменится только по веской причине. И не надо надеяться на ее человечность.
– Вестник принес плохие новости?
– Нет. Все идет по плану, но появилась более интересная идея, чем твоя быстрая кончина.
– Не говори, что в тебе проснулась совесть, и ты решила меня отпустить.
– И не мечтай. Я тут вспомнила одну интересную деталь, а мой любезный гонец подтвердил ее. И не смотри так удивленно.
Я села и прислонилась спиной к стене, чтобы чувствовать себя увереннее.
– А как прикажешь смотреть? Тебя же не поймешь.
– Ты можешь видеть Алекса через сон. Или как это ты там называешь. Хотя мне не интересно. Но ведь это правда? Чего молчишь?
– Кто тебе такое сказал?
– Есть достоверные источники. Говорят, ты видела нашу… небольшую стычку возле реки.
– Ага. Ты хотела сказать – твое позорное бегство?
Этого говорить не стоило. В считанные секунды девичье лицо исказила гримаса ненависти, фонарик выпал из тонких пальчиков с красивыми ноготками, и я оказалась припечатанной за горло к стене. Те самые пальчики, выглядевшие изящными и хрупкими, на самом деле обладали нечеловеческой силой. Катрин медленно сдавливала мою шею, не позволяя дышать. Губы пересохли, перед глазами заплясали кровавые пятнышки. Отчаянно сопротивляясь, я потеряла остатки сил, но когда сознание начало угасать, меня отпустили. Я схватилась за свою шею и вдыхала воздух глубокими глотками. Через некоторое время кислород перестал раздражать горло и легкие, но я испугалась настолько, что боялась пошевелиться. А Катрин наслаждалась своей властью надо мной:
– Думай прежде, чем что-то говорить. И слушай внимательно. Найдешь Алекса, в этих своих сонных путешествиях, и расскажешь о его действиях.
– Как себе это представляешь? Я не научилась контролировать видения.
– Видения? Значит это не что-то типа сна или сонного транса?
– Похоже. Но я сама еще не разобралась.
– Уснуть – это не проблема, а вот все остальное будь добра сделай. И как это получится, меня не волнует.
– А если откажусь?
– Тогда будешь жить долго и счастливо с единственным условием, – Катрин подняла фонарик и наклонилась вперед, – я убью Мари.
Услышать подобное – страшнее собственной смерти. Одно дело уйти самой туда, откуда вроде как нет возврата, но совершенно иное – прожить долгую жизнь, отдав взамен чужую, и не просто чужую, а родного человека. Я не так крепко цепляюсь за жизнь, чтобы собственноручно создать себе ад на земле.
– Хорошо.
– Вот и умница, а теперь выпей это и улетишь в мир грез со скоростью звука.
Катрин протянула флягу, от которой пахло чем-то терпким и с ноткой ментола. Запах не из приятных, но пересилив себя, выпила все до капли, и буквально через минуту или меньше, погрузилась в принудительный сон. И единственное, за что смогла уцепиться – образ Алекса, когда он улыбается.
Сознание играло со мной, чередуя покой с сероватыми нечеткими картинами, пока не увидела лес. Поляна, усыпанная местами прогнившей листвой, черные островки земли и холм. Я не узнавала этого места, но кое-что выделяло его – огромное черное дерево с раскидистыми ветками, торчащими во все стороны, как скелетообразные руки. Его словно пытались сжечь, но оно выстояло против огня и стояло посреди пустоши, как неприкаянный мученик. А чуть далее из леса выходили люди: мужчины и женщины. Я хотела кинуться навстречу тем, кто искал меня, но невидимая сила удерживала на месте, заставляла молчать. Сон и реальность смешались. Люди сбрасывали одежду и превращались один за другим в волков. Я кричала, звала на помощь, но меня не слышали и не видели. Оборотни сорвались с места и исчезли в лесу. Лишь один из них задержался. Алекс не поменял человеческую форму на волчью и продолжал стоять на возвышенности, осматриваясь по сторонам. Я знала, кого он ищет, но в этот раз мне не хватило сил показать себя, и серый волк ушел за стаей.
– Очнись!
Я потихоньку возвращалась из мира видений, голова болела, тело, словно ватное, отзывалось на приказы с трудом.
– Наконец-то. Что-нибудь видела? Говори. Где Алекс?! – а Катрин, как оказалось, нервничала, и заметно, даже голос повысила.
Но смерть не спешила ко мне, поэтому пришлось заговорить:
– Дай воды, а то не доживу до твоего триумфа.
– Держи, – и чашка едва не ткнулась в мое лицо.
Такая предусмотрительная, аж противно. Я то хотела вовсе не пить, а как можно дольше тянуть время. Но разве от существа помешанного на кровавых расправах реально ожидать поблажек?
– Хватит, а то еще заболеешь.
– Какая заботливая, а я и не подозревала.
– Рассказывай.
– Я видела стаю, не знаю, в каком количестве, но там Веркен и Алекс.
– Два вожака. Это интересно. И где их видела?
– Я не ориентируюсь в лесу. Какая-то опушка или возвышенность, вокруг лес.
– Опушка? Знаешь сколько здесь таких опушек?! – раздражение Катрин росло. – Вспоминай!
– Дерево.
– Какое дерево?
– Огромное черное дерево, погоревшее полностью. Не знаю, что еще добавить.
Катрин забрала стакан, поставила его на пол и улыбнулась чему-то, что только ей было понятно.
– Близко
