быть в постели.
— Ну, я пытаюсь попасть туда, но кто-то преграждает мне путь.
Виктор хмыкает и закатывает глаза.
— Прекрасно.
— Да, я не ждала твоего разрешения, Вик.
Он хихикает.
— Всякий раз, когда у меня возникают сомнения в том, что мы родственники…
— Рада напомнить, — улыбается она.
Он снова смотрит на меня.
— Костя, — ворчит он.
— Виктор.
Он кивает и выходит из комнаты. Нина смотрит на меня с порога и улыбается.
— Привет.
Я хмурю брови, когда мой взгляд скользит по бинтам на ее руках, ногах и ушибленной голове.
— Черт, Нина…
Она наполовину бежит, наполовину падает к моей кровати. Я вскакиваю, пытаясь встать, но от боли в груди перехватывает дыхание. Но это не имеет значения, потому что через несколько секунд она всхлипывает и падает на меня. Я игнорирую боль. Или, может быть, ощущение ее в моих руках забирает ее.
Ее рот находит мой, и я стону, обхватывая ладонями ее лицо и глубоко целуя. Я целую ее всем своим существом и всем, что у меня есть.
Потому что я весь ее.
— Ты жив, — выдыхает она мне в губы.
— Меня трудно убить, — ухмыляюсь я.
— Да, очевидно. — Она улыбается, глядя мне в глаза. — Костя…
— Я люблю тебя, Нина, — рычу я, крепко сжимая ее. Мое сердце бешено колотится, и я понимаю, что впервые в жизни произнесла ей эти слова.
Ее лицо краснеет. Ее зубы тянутся по нижней губе, когда она начинает улыбаться.
— Я тоже тебя люблю, — шепчет она. Она прижимается ко мне. Я шиплю, когда ее локоть задевает один из моих швов. Она вздрагивает и отстраняется.
— О Боже, я так…
— Нина, — ухмыляюсь я. — Я в порядке. У меня бывало и похуже.
— У тебя было что-нибудь похуже, чем получить пулю в грудь и упасть с тридцати футов на бетон?
Я пожимаю плечами.
— Ну, в любом случае.
Она закатывает глаза и нежно целует меня.
— Мистер крутой парень. Ну, так что тебе нужно?
Мой пульс глухо стучит.
— Нежная, любящая няня?
— О, в самом деле. — Она усмехается.
— Однзначно, — рычу я, чувствуя, как во мне поднимается желание.
— А что, если мы подождем, пока пулевое ранение в твоей груди хотя бы немного заживет?
— Немного, — бурчу я. — Но это мой предел.
Она хихикает и снова целует меня.
— Ну, я никуда не уйду. Кроме того, даже если бы я это сделала, ты, вероятно, нашел бы меня, не так ли?
— Я бы так и сделал.
— Хорошо, — говорит она с жаром в голосе. Она ложиться на меня. Ее губы прижимаются к моим, и я со стоном целую ее в ответ. Мои руки обнимают ее, удерживая, именно там, где она должна быть.
Моя бабочка, Моя искра цвета, Мой ангел.
Моя единственная хорошая вещь, навсегда.
Эпилог
Нина
Шесть месяцев спустя:
Вода стекает по моей коже, и я закрываю глаза. Я позволила своим мышцам расслабиться, расслабляясь после долгого дня, а затем и после изнурительной тренировки. Я прижимаюсь лбом к стене, а руки намыливают тело. Они останавливаются, когда скользят по шраму на моем ребре. Но теперь это всего лишь еще одна часть моего прошлого. Еще один шрам, по которому мой жених любит нежно проводить губами.
С той ночи прошло уже шесть месяцев. Мои раны зажили, и раны Кости тоже. Исцеленные снаружи заботой и врачами, исцеленные внутри друг другом.
Ужасы нашего прошлого никогда не будут стерты или забыты. Но это нормально. Друг с другом у нас есть будущее, и именно туда я смотрю сейчас.
Речь Виктора “ты должен заслужить мое доверие”, обращенная к Косте, тоже осталась в далеком прошлом. Это было не мгновенно, но Костику не потребовалось много времени, чтобы “доказать” моему брату. То, что он уже несколько раз спасал меня, было основной его частью. Но когда Костя нашел правильное положение в империи Виктора, это укрепило его.
Помимо самого бизнеса Кащенко, Виктор и Фиона руководят организацией, которая останавливает торговцев детьми по всему миру. Большая часть из них очень заурядна, много денег уходит на аудит и помощь. Большая политическая работа с правительствами и полицейскими организациями.
Но есть и более темная сторона дела. Тайная теневая война, которую Виктор и Братва ведут против тех, кто причиняет вред детям. И, оказалось, у Кости особый талант убивать людей, которые охотятся на детей.
Очень медленный, растянутый, карающий.
Он может быть новым человеком. Но он все еще “Зверь” для тех, кто причиняет вред невинным людям в этом мире. Виктор это увидел, и теперь они с Костей стали партнёрами.
О, и Костя тоже все еще очень “Зверь” но где-то в другом месте: в нашей постели. У меня нет никаких жалоб в этом смысле.
Вода струится по мне, смывая мыло и весь день. Но вдруг я слышу скрип. Я хмурюсь, напрягаясь.
— Хей?
Ванная комната заполнена паром. Я заглядываю в запотевшую стеклянную дверь.
— Хей?
Я ничего не слышу. Я медленно вытираю конденсат со стекла. И тут же я ахаю, увидев огромную фигуру, вырисовывающуюся, с другой стороны.
Я отпрыгиваю назад, когда фигура распахивает дверь.
— О Боже! — выдыхаю я. Я делаю выпад, но здоровяк быстрее. Прежде чем я успеваю пройти мимо него, он хватает меня, заставляя дрожать, и швыряет обратно на кафельную стену. Я хнычу, когда он поворачивает меня, прижимая щекой к теплым плиткам. Я дрожу, мое тело предает меня, когда я чувствую его грубые руки на себе.
— Пожалуйста…
— От меня никуда не деться, — рычит он.
Я хнычу. И я мокрая, не только от душа. Я чувствую пульсацию чистого вожделения, жажду того, что, я знаю, он хочет дать мне любым способом.
Я отталкиваюсь, но он намного сильнее. Он прижимает меня к стене, и я чувствую, как напрягаются его твердые, как камень, мышцы. И тогда я чувствую это.
— О черт! — Я хнычу. — Подождите, пожалуйста!
— Ни за что, малышка, — шепчет он мне на ухо.
Его рука скользит между моих ног, и я стону, когда его пальцы перебирают мои влажные губы и потирают клитор.
— Только не тогда, когда ты готова для меня. Не тогда, когда твоя жадная маленькая киска так жаждет меня, — рычит он. — Ты этого хотела, жадная девчонка?
Он прижимает толстую, набухшую головку своего члена к моим губам. Я дрожу
— Я…
— Это то, чего ты жаждала? То, что ты хотела почувствовать, толкает…
Он просовывает голову внутрь, и у меня отвисает челюсть.
— О черт…
— Совсем одна в душе, — ворчит он. — Непослушная девчонка, оставляешь
