гнет спину показательно, это радует. Меня немного напрягала ее демонстративная готовность признать мое главенство, очень уж она это выпячивала поначалу.
Судя по всему, это была просто перестраховка с ее стороны. И здесь много факторов сыграло, начиная с того, что я — подросток, нестабильный и гормонально, и ментально просто в силу возраста, и заканчивая тем, что она — женщина, претендующая на серьезную должность. Не то чтобы это нонсенс, но все же нечастое явление в патриархальном мире.
Она и сейчас еще перестраховывается, но уже куда менее явно.
— Садись, — кивнул я.
Она устроилась во втором кресле и деловито сообщила:
— На нас вышел человек Сайтара Муджариа. Это босс третьей по значению банды Лакхнау.
— Чего он хочет? — хмыкнул я.
— Поговорить, — с едва заметно улыбнулась безопасница.
— Опять?!
Глава 17
* * *
У меня пошла какая-то сплошная полоса общения с лидерами преступных группировок. Уже третьей банде что-то от меня нужно.
Неужели им мало было судьбы Грома и Ададжи? Мне что, все банды Лакхнау придется проредить, чтобы они успокоились?
— Это не то, что вы подумали, — покачала головой Марна. — Мы уничтожили за одну ночь верхушку двух самых сильных группировок. Остальные теперь опасаются и хотят выяснить, за что вы так ополчились на теневой мир Лакхнау. И, возможно, урегулировать этот конфликт.
То есть откупиться они хотят, если перевести на нормальный язык. Логично. Будь у меня род посильнее, — или просто будь я сам жестче и злее, — вычистил бы все городские банды напрочь просто за сам факт оскорбления аристократа.
И остальные аристократы только головой одобрительно покачали бы.
Но если по-честному, нет у меня к ним претензий. Преступный мир — не клан, где за каждого мелкого хулигана отвечает глава, а Гром за свои действия уже получил. Да и Ададжи тоже.
Жаба у меня в душе шевельнулась, конечно, но я ее тут же задавил. Срубить легких денег на этой ситуации можно, но я сам себя уважать не буду после такого.
А вот поговорить придется. Хотя бы для того, чтобы они с перепугу чего-нибудь неадекватного творить не начали. Я-то уеду, а бизнес рода останется в Лакхнау.
— Где и когда? — спросил я.
В нормальном варианте подобные встречи или в ресторане проходят, или простолюдин приходит к аристократу. Светиться в ресторане я не хочу, но не сюда же мне мафиозного главаря звать? Я так мигом все уважение растеряю. Что ж это за наследник рода, который живет на складе?
— Мои люди снимут скромный домик на окраине под эту встречу, — предложила Марна. — Это позволит вам не светить свое новое лицо в людных местах.
— Хороший вариант, — кивнул я. — И начинайте уже готовиться к отъезду в столицу. Кого-то нужно будет оставить здесь, но большую часть людей я хочу забрать с собой. Пока я буду учиться в Академии, род обоснуется в Амрите.
— Сколько у нас времени на подготовку? — уточнила Марна.
— Завтра поговорю с Муджариа, и послезавтра с утра можно выезжать. Если надо, можем еще на денек здесь задержаться, но лучше не затягивайте.
— Да, господин, — склонила голову Марна.
* * *
Я ждал Муджариа в гостиной небольшого домика на окраине города.
Комната была оформлена в светло-золотистых тонах с редкими вкраплениями белого, и производила очень теплое впечатление. Два уютных низких кресла стояли около широкого чайного столика на коротких ножках. Опробовав одно из них, я оценил. Хочу такие же себе в столичный особняк.
Асан и Карим отошли к стене за моей спиной. Больше никого из моих людей рядом не было, мы ж не на разборки пришли. По крайней мере, я надеюсь на цивилизованный разговор.
Звонок в дверь раздался точно в назначенное время.
Карим открыл дверь гостю и проводил его ко мне. Когда командир моей гвардии вернулся на свое место за моей спиной, из комнаты выскользнула Асан.
Я же встал навстречу Муджариа.
Мужчина оказался неожиданно стар, лет шестидесяти. И Грому, и Ададжи не было даже сорока, и я почему-то решил, что и Муджариа будет примерно этого же возраста. Впрочем, выглядел он более чем прилично: подтянутое тело, уверенная быстрая походка, строгий серый деловой костюм с белой рубашкой, аккуратная короткая стрижка на седых волосах, тонкие усы и бакенбарды. Серые глаза были чуть-чуть прищурены.
— Господин Муджариа, — приветственно кивнул я.
— Господин Раджат, — слегка наклонил корпус вперед он.
— Прошу, присаживайтесь, — гостеприимно указал на кресла я.
Когда мы уселись в кресла, вошла Асан с подносом.
— Чаю? — предложил я.
— Не откажусь, — степенно кивнул Муджариа.
Асан расставила на столе чашки, наполнила их, поставила чуть в стороне чайник и несколько тарелок со сладостями. Нормальный чай, а не масала, который я терпеть не мог.
Местные ухитрялись не только молоко и мед в свой масала-чай добавлять, причем в каких-то диких количествах, но и неизменные специи. Куда ж без них. В общем, вот эту гадость я забраковал сразу.
И да, кстати, сладости. Надеюсь, никто не заметил, как у меня загорелись глаза при виде этих лакомств. В них однозначно нет специй. Я в родном мире никогда не был любителем сладкого, но там меня и не пичкали острыми блюдами с утра до ночи. А тут я еще ребенок, мне можно побыть сладкоежкой.
— Как вам чай? — нейтрально спросил я.
— Неплохо, — сдержанно улыбнулся старик. — В нашей стране нет культа чая, и иногда я об этом сожалею. Я был несколько раз в Японии, вот уж где можно попробовать действительно уникальные сорта чая.
Минут десять мы пили чай, пробовали сладости, и я видел, что Муджариа постепенно расслаблялся.
Он пришел сюда напружиненным хищным зверем. Он был готов и к бою, и к переговорам, но сам не знал, что из этого будет более вероятным сценарием. Я же делал все, чтобы настроить его на мирный лад.
Я уже прикинул несколько сценариев, при которых мы сможем в той или иной мере сотрудничать, но мне нужна была его готовность идти мне навстречу. А договариваться, держа у виска партнера условный пистолет, — это плохая затея. Я еще в прошлом мире убедился, что рано или поздно такие «переговоры» аукнутся. И из-за меньшего срывались планы.
Ну и кстати, в сладостях я разочаровался. Специй там, конечно, не было. Однако и никакого вкуса, кроме безумного количества сахара, тоже не ощущалось. Причем ни один из четырех поданных нам десертов я не отличил бы от всех остальных. Или острое — или сладкое, третьего не дано, так что ли? М-да.
— Что ж, господин
