А в голове у Яцека мысль набегала на мысль. Он оглянулся, ища взглядом Нианатилоку, но того уже не было; очевидно, он тихо вышел из кабинета. Так что посоветоваться было не с кем, и Яцек, сжав голову руками, стал размышлять о судьбе друга, о путешествии, о том, что он оставляет на Земле и что может встретить его на Луне.
Здесь – ураган, который может сорваться в любой момент. Яцек не хотел принимать никакого участия в грядущих событиях, и все же у него было чувство, что, улетая на Луну, он как бы бежит от борьбы, от возможных опасностей, от окончательного решения вопроса «кто кого».
А если он будет необходим здесь? Если потребуется совершить тот последний, страшный акт, исполнение которого он принял на себя, не желая отдавать оружие ни в чьи руки, а его тут не будет – что тогда?
– Какое мне до всего этого дело? – еле слышно прошептал он. – Лечу! Пусть тут происходит что угодно. Меня призывает мой единственный друг.
В дверях вновь появился лакей с письмом на подносе.
– От госпожи Азы, – доложил он, кладя конверт на стол.
Яцек торопливо вскрыл конверт и пробежал глазами письмо, полностью позабыв о присутствии лунных карликов, которые с пристальным вниманием наблюдали, как меняется выражение его лица.
Он медленно опустился в кресло и положил перед собой исписанный листок бумаги. Аза сообщала ему, что вскоре приезжает в Варшаву и довольно долго пробудет здесь, чтобы отдохнуть от выступлений и триумфов.
«Хочу, друг мой, чтобы ты был в это время дома, – писала она, совершенно позабыв о недавней небольшой размолвке, что произошла между ними, – потому что мне хочется о многом поговорить с тобой и провести эти дни в твоем обществе. Возможно, в моей жизни многое изменится, и ты будешь первый, кто об этом узнает».
– У меня еще есть время, – почти в полный голос произнес Яцек, – пока мне построят корабль, а там…
Недоговорив, он знаком отпустил слугу и карликов, подошел к окну и с печальной отрешенностью прижался лбом к стеклу.
IV
– Вы должны любой ценой добыть тайну Яцека. Она позарез необходима нам.
Говоря это, Грабец как бы нечаянно отодвинул руку, к которой прикоснулась ладонь Азы. Певица заметила это и чуть отступила назад. Брови ее были нахмурены. Ее уязвил сухой, чуть ли не повелительный тон Грабеца.
– А если у меня не будет охоты путаться во все это? – вызывающе бросила она.
Грабец пожал плечами.
– Что ж, я найду другой способ и все равно добуду его изобретение. Ну, а вы будете петь дальше.
Он оглянулся, ища шляпу и перчатки. Найдя, он коротко поклонился.
– Честь имею, сударыня!
– Погодите! Останьтесь.
Сверкая глазами, она буквально подбежала к нему.
– Давайте играть с открытыми картами. Что вы мне дадите за эту… тайну?
Грабец, не торопясь, прошел от двери и сел на ближайший к ней стул.
– Ничего определенного. Я ведь уже говорил вам. Я и сам еще не знаю, что получу.
– Ради чего же мне тогда рисковать?
– Да потому что вам самой хочется. Вас манит и притягивает то, что произойдет, что может произойти, иными словами, вам безумно хочется принять участие в этой страшной и, быть может, последней битве, в которой затрещат кости всего человечества.
Аза рассмеялась.
– Только и всего? Этак вы еще докажете мне, что это я умоляю вас позволить оказать вам величайшую услугу!
Она села напротив Грабеца, оперлась локтями о колени и положила подбородок на сплетенные пальцы рук.
– А вам не приходило в голову, что это изобретение Яцека можно было бы… одним словом, я могла бы воспользоваться им в собственных целях?
– Не приходило и не придет. Я слишком хорошего мнения о вас, чтобы допустить, что у вас могут возникнуть столь нелепые и неисполнимые планы. У вас ничего не получится.
– Ну, а если вместе с Яцеком?
Грабец с невольной тревогой глянул на нее, но тут же улыбнулся.
– Попытайтесь. Быть может, он и согласится.
В его голосе звучала скрытая издевка.
Уязвленная в очередной раз, Аза встала и подошла поближе к нему,
– Уж не думаете ли вы, что у меня нет иного способа властвовать над миром и вами, кроме как выманив у кого-то секрет взрывчатого вещества?
Грабец окинул ее холодным оценивающим взором. Некоторое время он молчал, перебегая взглядом с лица на плечи, на бедра, словно и впрямь оценивая ее достоинства.
– Да, – процедил он наконец. – Вы красивы, и потому вам кажется… Нет, милостивая государыня, по крайней мере до сих пор вы не властвовали, а служили людям своей красотой.
У Азы даже дыхание перехватило от возмущения. И тут ей припомнилось, что то же самое ей недавно говорил Яцек. Сдавленный смех заклокотал у нее в горле.
– Однако же все делают то, что я захочу. Да вот и вы пришли ко мне с просьбой…
Грабец жестом остановил ее.
– Дорогая госпожа Аза, давайте попытаемся обойтись без дискуссий. У меня крайне мало времени: меня ждут. Итак, ваш ответ: вы беретесь добыть секретное изобретение Яцека, причем только за то, чтобы получить право встать по одну сторону с нами?
Говоря это, он опять поднялся и уже полуобернулся в сторону двери. Всего один миг Аза пребывала в нерешительности.
– Да! Потому что в конце концов вы все будете служить мне.
Грабец усмехнулся.
– Быть может. И такое вполне возможно. Ну, а пока – благодарю вас. Выбор средств, само собой разумеется, принадлежит вам.
В дверях он снова обернулся и бросил:
– Вам придется поторопиться. Яцек собирается улететь. Аза вопросительно посмотрела на него.
– Вы разве не знаете, что он строит корабль?
– Корабль?
– Да. Чтобы отправиться в нем на Луну за этим Марком, который прислал карликов. Время поджимает его.
Чуть поклонившись, Грабец вышел, оставив Азу в глубокой задумчивости. За все время после прибытия карликов с Луны она только однажды поинтересовалась, какие известия о Марке они привезли. Тогда еще верили лжи мнимых посланцев, и ей ответили, что у него все прекрасно и он не собирается возвращаться на Землю. Ей хотелось спросить, не передал ли Марк для нее письмо или хотя бы что-нибудь на словах, но стыд и гордость удержали ее, и она только стиснула зубы.
В этот миг ей казалось, что она ненавидит Марка так же – и, может, даже еще больше, – как всех тех, кто лебезит перед ней, пожирая похотливыми взглядами ее недоступное тело, как артистов и поэтов, что разливаются соловьями об искусстве, а на самом деле жаждут лишь с ее помощью возвыситься, обрести власть, и, наконец, как Яцека, этого мерзкого человека с могучим мозгом и мягким, как у женщин, сердцем, неспособного желать, добиться и обладать.
