Не забудь – желтая футболка. И вчерашний дерзкий настрой захвати.
В понедельник утром я иду к своему шкафчику в ярко-желтой футболке и такой же бандане, демонстрируя младшеклассникам неистребимую лояльность своему классу. В сущности, Цветной день похож на любые другие школьные костюмированные мероприятия: всего лишь возможность для девушек надеть как можно меньше одежды, а для парней – вести себя как дети. Подтверждение этой гипотезы я получаю сразу же, как только мы с Пайпер входим на территорию старших классов: девушки одеты в коротенькие красные шорты, туго обтягивающие их ягодицы, кое-кто – в красные колготки или бело-красные полосатые гольфы. У многих на голове красные рожки и волосы выкрашены красным. Несколько парней, чьи лица измазаны красной краской, разбрызгивают вокруг аэрозольный серпантин.
Такое ощущение, что половине подростков этой школы каждый день приходится притворяться кем-то другим.
Нам преграждает дорогу девушка с дьявольскими рожками на голове.
– Сюда допускаются только старшеклассники, – заявляет она и вздрагивает, заметив наши шрамы и кресло Пайпер. – Ох, извините, все в порядке.
Прикусив губу, она возвращается к группке своих сексуальных подружек-дьяволиц.
Пайпер победно взмахивает кулаком.
– Да! У инвалидности есть свои плюсы! – кричит она на весь коридор, перекрывая шум.
– Я думала, сегодня праздник школьного единства, – ворчу я, пока мы пробираемся сквозь море красного, едва уклоняясь от брызг кетчупа, летящего в случайно забредших сюда младшеклассников.
– Это другая степень единства, – заявляет Пайпер, прежде чем войти в кабинет математики. – Ты надеваешь ту же одежду, что и твой класс, приносишь клятву на крови, а потом безжалостно травишь всех, кто выглядит иначе. Вот как действуют «Викинги».
У кабинета естествознания меня нагоняет Сейдж.
– Кензи жаждет крови! – заявляет она, прижав к груди учебники и быстро моргая. – Твоей крови.
– И что она сделает? – с напускной невозмутимостью спрашиваю я. – Она будет игнорировать меня, как игнорирует Пайпер? Мы все равно не настолько близко дружили.
Сейдж склоняет голову набок, словно пытаясь понять меня.
– Кензи не игнорирует Пайпер. Пайпер сама отшила ее. Когда мы навещали ее в больнице, она не захотела нас видеть.
– Что? – Я удивленно смотрю на нее.
– Она вела себя так, словно мы погибли при аварии. Кензи приняла это близко к сердцу, поскольку решила, что Пайпер винит ее. А теперь они обе обвиняют друг дружку и не хотят признавать свои ошибки.
Из-за поворота выруливает Кензи, и Сейдж умолкает. Я готовлюсь к немедленной и неминуемой стычке. Будут крики? Таскание друг друга за волосы? Девчонки ведь по-настоящему не дерутся?
Кензи приближается, я расправляю плечи и пытаюсь обрести хоть капельку смелости, которую ощущала тем субботним вечером. Руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладонь.
Но она и не смотрит на меня.
– Сейдж, – ровным тоном произносит Кензи, словно подзывая собаку.
Сейдж страдальчески сводит брови, точно извиняясь передо мной за то, что не может ослушаться, и идет за подругой.
Я спешу в класс, вздрагивая от грохота закрывающихся за спиной шкафчиков. Когда Асад хлопает меня по спине, я чуть не подпрыгиваю от неожиданности.
– Эй-эй, спокойно, дорогуша, – говорит он, забирая у меня поднос с червями.
Я пишу ежедневный отчет по развитию червей, описывая сухие, морщинистые шкурки – Мистофелис и Макавити опять линяют. А если бы и я могла так же легко менять кожу, как эти омерзительные создания?
