— Так от плова с курдючным жиром и мутит! — настаивала тётя.
— Да нет же, — вяло возражала Надя, — у меня обычный токсикоз, а не отравление. Любашу тоже первый месяц полоскало по-страшному, она даже похудела на три килограмма.
Тётя поджала губы и замолчала, как будто не верила, что у Нади может быть токсикоз.
Надю не мучило чувство вины перед тётей. Да, она пришла ночью к Глебу и, можно сказать, спровоцировала его (хотя это он позвал её своей музыкой), но тётя тоже совершила подлость — закрутила роман с женихом старшей сестры! И если бы Андрей Сорокин выбрал не Оксану, а Полину, то Любаши и Нади сейчас бы не существовало. Кроме того, семейная жизнь тёти, которой она хвасталась в Юшкино, оказалась не такой уж безоблачной и благополучной. Они даже спали в разных комнатах! Неудивительно, что у них не получалось завести детей.
Но самое главное: тётя видела, куда движутся отношения Рафаэля и Нади, но не предупредила, что они единокровные брат и сестра. Этот факт Надя не могла ни осознать, ни простить. Он не умещался у неё в голове. Поездка в клуб, авария, смерть незнакомой женщины, никому не нужный ребёнок, миллионные траты, судебное разбирательство, разрушенная карьера Глеба — всего этого можно было избежать, если бы тётя призналась раньше. Почему она молчала — оставалось для Нади непостижимой загадкой.
Накануне операции изготовление подарка было завершено. Надя встала перед зеркалом, скинула платье и надела рубашку. Она была ей велика: плечи свисали, а полы прикрывали бёдра, но Надя обхватила себя руками, смяла шелковистую ткань и прижалась щекой к плечу — и словно обняла Глеба. Она стояла так несколько секунд, закрыв глаза и покачиваясь.
Возможно, она никогда больше не обнимет Глеба.
Надя постирала рубашку в прохладной воде, высушила и отгладила. Сложила и упаковала в обёрточную бумагу. Оставалась одна лишняя перламутровая пуговка — Надя сунула её в маленький полиэтиленовый пакетик и скотчем прикрепила к подарку. Пригодится, если он снова посеет пуговицу. Подумала написать записку, но потом решила, что не стоит. Глеб и так всё поймёт. Он увидит эту рубашку, сшитую не иголкой и нитками, а любовью и надеждой — и всё поймёт.
Надя позвонила Марте, сказала, что на завтра назначена операция, и попросила приехать.
Глава 39. Решающий день
Марта приехала в одиннадцать часов вечера, когда Надя уже лежала в постели. Не спала, — вряд ли она сегодня заснёт, — а смотрела в окно на колыхавшиеся ветки деревьев. Поднимался ветер, собирался дождь — впервые за последний месяц небо заволокли чёрные тучи.
Марта зашла в комнату широким шагом и рухнула в кресло, где когда-то сидел Глеб.
— Зачем ты хотела меня видеть? Случилось что-то?
Надя выпрыгнула из кровати и взяла со стола свёрток:
— Передай Глебу, пожалуйста.
— Так я не вижусь с ним. Ты же не думаешь, что он прячется где-то в Москве, и мы тайно встречаемся?
— Нет, не думаю, просто завтра операция, а потом я сразу уеду домой. Пусть рубашка будет у тебя — отдашь ему, когда он вернётся.
— Рубашка? — удивилась Марта.
— Я сшила ему рубашку. В подарок. Я же швея.
Марта понимающе промычала и засунула свёрток в безразмерную сумку из кожи крокодила. Надя заметила несколько толстых папок с документами. Края бумажек разлохматились, словно их терзали десятки грязных рук.
— Спасибо, что приехала. Много работы, да?
— Много, — ответила Марта, разглядывая Надю в ночной рубашке, — но мы справляемся. Всё-таки не зря Глеб набирал стажёров и растил новые кадры. Теперь это молодые толковые юристы, которым можно передать часть дел. Мне остаётся только следить, чтобы они сильно не косячили, ну и заниматься VIP-клиентами.
Надя кивнула. Это хорошо, что у Глеба прикрыт тыл. Где бы он ни находился — пусть спокойно разбирается со своими грехами (что бы он ни вкладывал в эту загадочную обтекаемую фразу). Надя понятия не имела, как разбираться с грехами, хотя это знание ей бы пригодилось: за ней тоже числились прелюбодеяние и лжесвидетельство.
— Вообще-то я планировала приехать сюда завтра, — задумчиво сказала Марта, поднявшись с кресла.
— Зачем?
— Глеб попросил поговорить с Полиной после того, как ты избавишься… — она запнулась. — После того, как ты решишь свою проблему.
— Он звонил?!
— Нет, он распорядился об этом ещё до отъезда.
— Можешь поговорить сегодня, — предложила Надя и выглянула в окно. — Тётя ещё не спит, в её спальне горит свет. И у Рафаэля тоже.
Марта покачала головой:
— Разговор должен состояться после операции. Глеб на этом настаивал.
Казалось, Марта ждала вопроса, о чём они будут разговаривать, но Надя его не задала. Какая разница? После операции она уедет в Юшкино и забудет о тёте и брате.
— Тогда тебе придётся приехать завтра, — сказала Надя. — Извини, что побеспокоила. Спасибо за всё. Наверное, мы больше не увидимся…
Она встала и неловко подошла к Марте. Протянуть руку? Попытаться обнять эту суровую женщину с мужской стрижкой? Надя замешкалась, но Марта сама её приобняла и чувствительно похлопала по спине:
— Удачи тебе, девочка. В юности мы часто совершаем ошибки, но, поверь, это не значит, что жизнь кончена. Всё будет хорошо — и у тебя, и у твоей сестры. Обращайся, если возникнет необходимость, я постараюсь помочь.
Надя не верила в светлое будущее сестёр Сорокиных, но постаралась улыбнуться:
— Тебе тоже удачи, Марта. — И добавила: — Глебу повезло иметь такого друга.
Марта хмыкнула, сунула тяжёлую поклажу под мышку и вышла из комнаты.
* * *
Утром тётя Поля появилась в столовой без макияжа и замысловатой причёски, в джинсах и простой футболке. Длинные волосы она по-девичьи заплела в косу и выглядела ещё моложе, чем обычно.
— Вы всё-таки очень похожи, — заметил Рафаэль, переводя взгляд с матери на сестру.
Последние две недели Надя с ним не общалась: она шила рубашку, а он сдавал сессию. Наконец-то взялся за ум после череды семейных потрясений. Но даже если бы они оба были свободны, Надя не горела желанием дружить с братом. Во-первых, они были слишком разными. Вряд ли бы у них нашлись темы для дружеского разговора. Во-вторых, она собиралась избавиться от его ребёнка, — и этот факт её травмировал и настраивал против Рафаэля. В глубине души она его проклинала, хотя и признавала, что тоже виновата. Не надо было переться в ночной клуб! В-третьих, она любила Глеба, которого Рафаэль ненавидел, но был вынужден мириться из-за денег. Всё это делало общение невозможным. Они избегали друг друга.
Тётя Поля равнодушно отнеслась к их взаимному бойкоту. Надя не знала, обсуждала ли она ситуацию с сыном, но с Надей она о Рафаэле не говорила. Тётя была на своей волне, словно жёсткий конфликт с мужем морально её подкосил. Она хорохорилась и ни с кем не делилась печалью, но Надя чувствовала в ней внутренний надлом. Пару раз она видела ночью свет в «лишней» детской комнате. Что тётя там делала? Качала пустую детскую колыбель? Сидела в кресле для кормления? Заводила игрушечную карусельку и смотрела на слоников, жирафов и зебр? Надю передёргивало от таких мыслей. Да, она бы тоже мечтала о детях, будь её мужем такой мужчина как Глеб Громов, но зачем превращаться в одержимую?
