Глаза Конте блеснули, и Тень лениво поднял руку:
— Успокойся, Конте. Твою Закладку это не касается, так что не спеши хватать меня за шиворот. Она человек, моё проклятие не имеет к ней никакого отношения, и с ней, как я уже сказал, всё будет в порядке. Ты сомневаешься, что я смогу её защитить?
— О да, ты ведь грозный повелитель Рин Дредена, — фыркнул Конте. — Небось без слуг даже штаны днём с огнём не найдёшь.
— А твоими даже слуги побрезгуют, — тем же тоном ответил Тень. — Всё? Ты узнал всё, что хотел? Тогда спускаемся.
— До полудня ещё далеко.
— А я хочу позавтракать, — откликнулся Тень, двинувшись к двери. — И заодно пообедать. Впрочем, можешь обойтись краюхой хлеба на заднем дворе, я не возражаю.
— В детстве ты не был таким язвительным паршивцем, — пробормотал Конте.
Тень не обернулся.
— В детстве ты не бросал меня умирать.
Дверь за ним захлопнулась. Мы с Конте остались смотреть друг на друга.
Наконец Конте подхватил дневник с заметками Тени и спрятал внутрь своего плаща.
— Он тебе не простит, — предупреждающе произнесла я.
— Он много чего мне не собирается прощать, — хмыкнул Конте. — Как ты умудрилась заставить его отправиться с нами?
— Выбила у него из рук катану во сне.
— Рад слышать, что вы интересно проводите там время.
Я невольно улыбнулась.
— Не говори.
Мы помолчали.
— Ниро не упомянул, что он сам не понял до конца этот способ передать проклятие другому,
— пробормотал Конте. — В его заметках половина страницы исчёркана вопросительными знаками и бессвязными фразами.
Он покосился на меня.
Может, спросишь его, когда увидишь Ниро во сне?
Я покачала головой:
— Он не ответит.
— Не узнаешь, пока не попробуешь. Серьёзно, Закладка! Или он настолько терпеть не может, когда ты являешься ему во снах и забрасываешь глупыми вопросами?
— Напротив, он, кажется, по-настоящему любит эти сны, что бы я ни делала, — тихо сказала я. — Если бы не они, я бы никогда не узнала его так, как знаю сейчас. А он чувствует себя защищённым. Потому что, когда он засыпает и попадает, — я запнулась, — к Церону, это для него настоящий кошмар. Особенно теперь, когда Церон знает, что Тень его предал.
Губы Конте побледнели.
— Ему снился кошмар? Уже после того, как Церон оказался в Подземье?
Я кивнула.
— Дьявол, — прошептал Конте. — Закладка…
— Я не буду пить вербену, — твёрдо сказала я. — Я не отдам твоего брата Церону. Только не снова. Если ему нужны мои сны, чтобы не рухнуть в кошмар, Тень их получит.
Конте подошёл к окну.
— Дело не только в Цероне, — произнёс он, не оборачиваясь. — Дело в том, что будет, когда один из вас умрёт. Чем дольше вы снитесь друг другу. тем страшнее будет потом.
Я нахмурилась:
— Откуда ты знаешь?
Конте невесело усмехнулся.
— Мы с Глорией. я дал ей свою кровь. Две капли: она лишь хотела попробовать, как это бывает.
Я молчала. Конте редко вспоминал о Глории, но я знала, не было часа, когда он не думал о ней.
— Месяц, — тихо сказал Конте. — Месяц счастливых снов. Я никогда не думал, что можно узнать друг друга так полно. Я пересказывал ей наши сны по утрам, а она смеялась.
Тишина. Голоса со двора доносились сюда, но они могли с тем же успехом звучать из тёмного измерения.
— А однажды утром, — закончил Конте, — я не смог рассказать ей свой сон. Потому что Глория умерла во сне в моих объятьях, задыхаясь, кашляя кровью. Мгновение, когда она умирала, растянулось в моей памяти навсегда. И я открыл глаза, уже зная, что найду. Что увижу её мёртвой рядом.
— Конте. — прошептала я.
— Меня разрывало пополам ещё два года, Закладка. Не только потому, что она умерла, — эта боль со мной до сих пор. Но сны, наши сны… — Конте покачал головой. — Если ты пьёшь вербену, чтобы не видеть их — это одно дело. Но когда той, для кого существуют все твои сны, больше нет, мир опрокидывается в бездну. Ночи становятся невозможной пыткой. Ты открываешь глаза на том же берегу у того же ручья, где вы смеялись вдвоём, и тебе некуда идти и некуда повернуться. Я разучился даже плакать.
Я подошла к нему. Обняла сзади за плечи.
— С Тенью будет то же самое? — негромко спросила я. — Если я умру?
— И он об этом прекрасно знает, — бесстрастно произнёс Конте. — По крайней мере, его заметки это подтверждают. Хочешь почитать?
Я почти вырвала дневник у него из рук. Палец Конте безошибочно нашёл нужную строку, отлистав до той самой страницы.
Я пробежалась глазами по строкам.
«Когда она умрёт, я перестану существовать во сне. Просто буду лежать с закрытыми глазами и молча ждать, пока всё не закончится. Потому что я не пожелаю видеть ни туман, ни море, над которым никогда не прольётся дождь, ни опустевшее небо».
То, что сказал мне Конте. Почти слово в слово.
— Но. он дал мне свою кровь, чтобы делить со мной сны. — прошептала я.
Тень ни словом не упомянул, в какой одинокий ад превратятся его ночи, если я погибну в этой дурацкой заварушке. Дьявол! Если бы я знала.
— Иначе Церон бы всё-таки к тебе пробился, — мягко сказал Конте. — Ниро хотел тебя защитить, и я его понимаю. К тому же. те мои сны с Глорией стоили всего. Каждый из них. Я могу понять парня, готового отдать вечность за сны с тобой. Особенно если вспомнить, как ты на него не смотришь.
— Я никак на него не смотрю, — вздохнула я.
— Я так и сказал.
Я покачала головой и двинулась к двери.
— Закладка, — окликнул меня Конте.
— Да?
— Ты уверена, что это ты заставила его отправиться с нами в катакомбы? Со мной? И. он не вызвался сам?
В его голосе была такая сумасшедшая надежда, что моё сердце дрогнуло.
Я обернулась.
— Я не знаю, Конте, — тихо сказала я. — Но мне кажется, твой брат не простит тебя, пока ты сам себя не простишь.
И потянула на себя дверь.
Едва я вышла во двор, я тут же проверила запас боевых зелий. Поймала взгляд Конте, кивнула ему — и мы одновременно взглянули на солнце. Полдень был не за горами. Неужели я сейчас подставляю лицо солнечным лучам в последний раз?
Я перевела взгляд на немногочисленных охотников, коротко кивнула — и получила пару кивков в ответ. Мне не хватало Вепря, Алассы, Сетера и других знакомых лиц. Но Конте был прав, отправив посланниками в другие города именно их: охотники их знали. Им поверят.
