Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
Мы еще походили по окрестностям, и, когда пришло время уезжать, выяснилось, что наша журналистка с Западного побережья потеряла свою ручку. «Это моя любимая ручка!» – воскликнула она, после чего стало ясно, что Акрополь не закроют на ночь, пока она ее не отыщет. Мы разошлись в разные стороны, кто-то чуть менее довольный сложившейся ситуацией, кто-то чуть более оптимистично настроенный и готовый помочь незадачливому представителю пишущей братии. Я вернулась туда, откуда наблюдала за ней. Журналистка была замужем, у нее была маленькая дочка. До сих пор ей не очень везло в этой поездке: она опоздала на поезд в Вене, не могла проснуться к утренним встречам, отрубалась рано вечером. Позже она подтвердит то, что я и так подозревала: она ждала ребенка. Я сама была большим фанатом карандашей и прекрасно понимала ее привязанность к основному орудию труда писателя, ведь я путешествовала с целым набором карандашей «Блэкуингз». Посмотрев вниз, я заметила ручку, которая упала в расщелину, и небрежно бросила: «Я нашла ее». И тут же пожалела, что не воспользовалась столь прекрасной возможностью, чтобы прокричать по-гречески: «Ευρηκα!» Я нашла ее! Эврика!
Так выходит, что от древнего города не ждешь никаких особых перемен, но Афины – динамичный мегаполис. За последние годы здесь прошли летние Олимпийские игры, был построен новый аэропорт, появились новые линии метро и открылся новый музей Акрополя. Он находится на южном склоне, вдали от набережной, засаженной розмарином и тимьяном. Благодаря широкому помосту у посетителей есть возможность сквозь зеленоватое стекло увидеть внизу археологические раскопки. Внутри все предметы, найденные на Акрополе, расположены по обе стороны длинного коридора. Музей занимает несколько этажей, все скульптуры размещены на том уровне, на котором они находились бы в храме. Посетители могут как следует рассмотреть метопы и фризы при естественном освещении, а из панорамных окон открывается вид на оригинальный Акрополь. Кариатид убрали внутрь, чтобы уберечь от пагубного воздействия окружающей среды, и теперь их тоже можно рассмотреть поближе, полюбоваться их густыми волосами, заплетенными в замысловатые косы, и выглянуть из-за них, притворяясь, будто вместе с ними стоишь на крыльце Эрехтейона (кариатиды на Акрополе – это копии). В музее оставили место для экспозиции мраморных богов, волов, предназначенных для заклания, и лошадей – тех фигур, которые сейчас находятся в Лондоне.
Последний раз я была в Афинах весной 2017 года, уже без пресс-аккредитации, и снова отправилась к Акрополю. Я хотела приехать пораньше, пока людей немного, но к тому моменту, как я там наконец оказалась, на часах было 10:15. Стояла жара, и народу было немерено. Я присоединилась к толпе туристов, пробиравшихся наверх по каменной лестнице. Ее ступеньки были отполированы до блеска ногами всех посетителей со времен Перикла. Четыре японки в шляпах, идеально подходящих для садовой вечеринки, взявшись за руки и хихикая, пытались протиснуться сквозь толпу. Какой-то мужчина попросил меня пройти немного вперед, чтобы он мог сфотографировать жену, а я попадала в кадр. Надпись «Мрамор не трогать» только провоцировала даже самых благовоспитанных посетителей протянуть руку и дотронуться до прохладного розового камня. Здесь так же, как и в Дафни, шли восстановительные работы – никогда еще я не видела столько реставрационных бригад в Парфеноне. Внутри храма были установлены квадратные белые зонтики – они создавали хоть какую-то тень для рабочих. Повсюду слышалось тарахтение дрели. Барабаны, из которых составлялись стержни греческих колонн, плиты и диски, рассортированные по размеру и форме – целое собрание фрагментов, – были выстроены в ряд и подписаны. Внутри находились железная дорога, краны, шкивы, тракторы и вагонетки, груженные камнями. Если абстрагироваться от современных технологий, можно вообразить, что так все, наверное, и выглядело во время первоначального строительства. Мне вспомнился отрывок из Плутарха, который Эд как-то оставил у меня на столе: старый мул, ушедший на покой после многолетних работ на Акрополе, возвращался каждый день, чтобы подбодрить молодых мулов.
В тот раз меня не отвлекали ни толпы туристов, ни строительные леса на Акрополе; атрибуты современности не могли встать между Афиной и мной. Я искала оливковое дерево, отросток той оливы, которую, говорят, посадила богиня. Отделившись от толпы, я отошла в тень и заглянула в комнату, напоминавшую кладовую для рабочих: чистое белое помещение, стол, скамейка, плита, холодильник, раковина с изогнутым краном, крючок для верхней одежды – ничего лишнего. Как будто я увидела кухню самой Афины.
Я не боюсь высоты, поэтому, перегнувшись через край, с наслаждением обозревала мегаполис (megalo + polis = «большой город»), смотрела на здания, словно подпирающие горы и спускающиеся змейкой к морю. Все жилые дома были примерно одного размера и выдержаны в едином стиле: шесть – восемь этажей, утилитарные, если не бруталистские[108], с белыми или пастельного цвета фасадами, с балконами, разделенными панелями и оснащенными навесами; на крышах лежали, как синие бегемоты, компактные солнечные водонагреватели; и повсюду торчали телевизионные антенны. Создавалось ощущение, что великий город густо обмазан краской и выбелен многолетними слоями известки. Вся страна была одной большой скульптурой.
Когда в то утро мы спускались с Акрополя, у одной молодой женщины случился приступ смеха, да такого заразительного, что вскоре смеялась не только компания, с которой она путешествовала, но и вся толпа туристов. Идя в общем потоке, я вдруг почувствовала слабость в коленях, и если уж и протянула руку и коснулась мрамора, то по необходимости, чтобы сохранить равновесие. Меня вдруг пронзила мысль: как же здорово, что столько туристов приезжает ежедневно в Афины, чтобы подняться на Акрополь и посетить храм Афины Парфенос, и что афиняне не покладая рук трудятся в своем городе, стараясь с помощью передовых научных технологий сохранить руины, сделав для них удобные подпорки. Разве это не форма поклонения?
Глава 8. Море! Море!
На заре моего увлечения Грецией Эд Стрингем назвал мне имена трех писателей: Лоренса Даррелла, Генри Миллера и Патрика Ли Фермора. Один за другим я проглотила три поэтичных сборника Даррелла: «Келья Просперо» о Корфу, «Размышления о Венере Морской» о Родосе и «Горькие лимоны» о Кипре. Тогда же я познакомила Эда с Джеральдом Дарреллом, младшим братом Лоренса, который написал очаровательные мемуары «Моя семья и другие животные», посвященные детским годам будущего натуралиста, проведенным на Корфу. (Дороти Грегори называла знаменитых бытописателей Корфу просто Ларри и Джерри.) «Колосс Маруссийский» Генри Миллера был написан после поездки в Грецию в 1939 году, куда писателя пригласил Лоренс Даррелл. Книга стала настоящим шедевром, запечатлевшим жизнь в Греции накануне Второй мировой войны. Однако моим идеальным компаньоном был Патрик Ли Фермор, британский писатель и герой войны. Ли Фермор – что-то среднее между Павсанием и Брюсом Чатвином[109] – был любопытным до всего на свете, харизматичным, энциклопедически образованным и просто неутомимым. В его лице, как мне показалось, я обрела друга.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
