— Она переживёт, — философски отозвался Бультерьер. — Ещё что-то?
— Да! — выпалила я. — Одежда. Она неудобная и колючая.
Свитер действительно кололся как стадо ежей. Штаны пришлось подкатать, но подпоясаться было нечем, так и висели на бёдрах. Впрочем, под мешковатым свитером этого не было видно.
— Она нормальная, — спокойно ответил мужчина. — Просто ты избалованная девчонка, привыкшая к одежде хорошего качества.
А вот это уже обидно! Я даже плакать перестала. Как он может считать меня избалованной?! Меня можно назвать разными словами, но «избалованная» — нет, не может быть одним из них!
— Ну ты и зануууда, - скривилась я, подтягивая спадающие штаны, — «она нормальная», — перекривляла я Бультерьера.
Он же согласно развёл руками, кивнул и улыбнулся со свойственным ему «очарованием». И я тоже зачем-то улыбнулась. Наверное, получилось глупо. К счастью, я не видела себя со стороны, чтобы сильно этому огорчиться.
Спать мы ложились по отдельности (точнее, оккупировав дальнюю комнату, я подпёрла дверь стулом, для надёжности придвинув ещё и стол), но ночью я вновь проснулась, уткнувшись носом в его грудь. «Чёрт с тобой», — мысленно махнула я рукой. Повернулась на другой бок и мгновенно уснула.
* * *
На следующий день Данила расположил мишени на расстоянии нескольких метров друг от друга и командовал, в которую из них стрелять — причём делать это нужно было быстро!
«Первая, пятая, третья…»
По мере увеличения скорости он заставлял меня вставать в позицию для следующего выстрела, пока отстрелянная гильза ещё летела на землю.
В таком ритме у меня ничего не получалось. Я злилась — на себя, на Бультерьера и даже на ни в чём неповинный «глок». Несколько раз отбрасывала оружие, намереваясь уйти с импровизированного стрельбища. Но Данила всякий раз бережно, но твёрдо возвращал назад, поднимал пистолет, вкладывал мне его в руку и снова начинал раздавать команды, время от времени издевательски интересуясь:
— Принцесса устала?
От его саркастического тона я снова злилась, и желание застрелить его самого увеличивалось в геометрической прогрессии. Чертыхаясь и бросая на мужчину гневные взгляды, я всё-таки снова становилась в исходную позицию. Казалось, это будет длиться до бесконечности.
«Пятая мишень, вторая, первая…»
Когда же у меня начало более или менее получаться быстро реагировать и поражать цель на скорость, Данила пошёл ещё дальше: начал прививать мне умение поражать цель в движении.
Другими словами, бегать по лесу и прицеливаться на ходу. Это он так называет. На самом деле о том, чтобы прицелиться, не было и речи. Приходилось просто палить наобум и при этом попадать в цель.
«Чем дольше пауза, тем точнее ты прицелишься, но в условиях реального боя все происходит в разы быстрее, чем на тренировке, — говорил он, — и ты должна быть к этому готова»!
Наши уроки становились всё более интенсивными и физически сложными. Я уже давно перестала обращать внимание на ноющую боль в плечах и в правой руке. Собственно, болело всё тело, но кого это интересовало? Меня точно нет. А Данилу и подавно.
Незаметно для себя, я даже в мыслях всё чаще называла его по имени. А он перестал иронизировать и называть меня «принцессой».
* * *
— Даня, давай поговорим.
Перемыв грязную после ужина посуду и прихватив с собой чашку с чаем, я расположилась на шкуре какого-то животного. Хоть убей, затрудняюсь ответить какого именно.
Дрова в печке весело потрескивали, свечи отбрасывали слабый свет на стены — это всё можно было бы назвать семейной идиллией, если бы не монотонный звук ножовки по металлу. На столе перед Данилой стояли внушительного вида тиски. Зажав в них ружьё, он ножовкой отпиливал длинный ствол.
— Ты что, тоже писарем в штабе отсиделся*?
Он лишь бросил на меня короткий взгляд, который можно было расценить как вопросительный. Да, за два дня непрерывного контакта, у меня появились некоторые навыки в общении с особо молчаливыми. Проблема заключалась лишь в том, что общения как такового не было. На прямые вопросы он отвечал односложно или вообще игнорировал. На провокации не вёлся, в общем, как разговорить его, я не знала.
— Забудь, фильм такой есть, — махнула я рукой и добавила зачем-то, — про писаря.
Поднявшись с пола и захватив с собой чашку с чаем, я направилась к нему.
— Ладно, давай так. Ты отвечаешь на мой вопрос, а я — на твой. Что-то вроде игры. Идет?
Данила слегка усмехнулся и отложил свою пилку. Кажется, это положительная реакция. Воспрянув духом, я воодушевлённо начала прокручивать в голове заранее заготовленные вопросы, выбирая наиболее важные из них. Мало ли.
— Кто пытался меня убить?
— Конкуренты твоего отца, — нехотя ответил он. И без перехода спросил:
— Что у тебя с тем очкариком?
— Он мой друг! – ответила я уверенно и нарвалась на скептический взгляд прищуренных глаз. — Что? — не выдержала.
— У тебя нет друзей. А если бы и были, спешу тебя расстроить: между мужчиной и женщиной дружбы нет и быть не может.
Я вспыхнула и уже хотела с горячностью возразить, но вспомнив о шансе узнать побольше, отложила дискуссии о Тохе до лучших времён.
— За что меня хотят убить конкуренты отца?
— Сама подумай.
Хмм… Если отец, как говорит Данила, мёртв, то… из-за наследства?
— Но ведь есть ещё мама. И Алекс, - произнесла я вслух.
— Твой брат несовершеннолетний, а женщина, которую ты считаешь матерью, ничего не наследует. Пока твой брат не подрастёт, ты — единственная наследница, Ася.
И снова без перехода:
— Ты спала с ним?
Ошалело моргнув, я лишь с некоторым опозданием поняла, что речь идёт всё-таки о Тохе. Бультерьер сканировал меня прищуренным взглядом, в то время как сама я еле держалась, чтобы не прыснуть со смеху.
— Нет, — ответила, взяв себя в руки, — но предложение руки и сердца получила.
— Согласилась?
— Это уже второй вопрос. Сейчас моя очередь, — ответила я, твёрдо для себя решив ковать железо пока горячо. — И что же им всем нужно? Деньги, акции, фирмы?
— И деньги, и акции, и фирмы… И ты им всё это отдашь.
— Ты с ума сошёл? — спросила на полном серьёзе. — Они отца убили и вместо наказания получат своё? Это, по-твоему, справедливо?
— Не уверен, что со свернутой шейкой тебя ещё будет интересовать какая-то справедливость.
Возможно, Бультерьер и говорил разумные вещи, но признать его правоту я была не готова.
— А как насчёт тебя? — спросила я с вызовом. — Мой отец считал тебя членом семьи. Мне даже иногда казалось, что тебя он ценил больше, чем меня. Уверена, ты и сам это знаешь. Совесть не мучает? Отомстить не хочется?
