Эна передернула плечами, будто слова песни обрушились на нее, как прежде руки певца. Голос у Эйдана был сильный, пусть и с нездоровой хрипотцой, и слушать бы его в удовольствие, если бы не взгляд...
— А Эйдан на волынке играет?
Эна даже не поняла, как изо рта выскочил вопрос, и как Малакай сумел расслышать его в поднявшемся шуме. Всю песню он отбивал такт ложкой, но теперь бросил ее в суп.
— Не играет, а жаль. Дед Дилана рассказывал, что у них в роду был хороший волынщик. Не просто хороший, а говорят славившийся на всю округу. Но как-то нехорошо погиб. Что-то с лошадью связано, я уже не помню подробности. Наверное, потому у Эйдана заскоки случаются, когда Дилан на конюшню ходит. А ты хочешь послушать волынку?
Эна кивнула, хотя продолжала следить взглядом за Эйданом, который взял в баре две кружки и направился к своему столику.
— Я слышал в живую лишь однажды. Отец приглашал кого-то из Корка на свадьбу сестры. Но я могу узнать, когда в округе будут какие-то сейшены, и отвезти тебя. Или поехали в Корк?
— Не важно, — отмахнулась Эна, заметив, как мать благодарно приняла от Эйдана одну из кружек. — Она же таблетки пьет, — прошептала Эна и чуть не вскочила со стула. Наверное, ее удержало на месте лишь приближение Дилана.
— Было здорово, — улыбнулась Эна, сжав губы. Мать пригубила пиво и вдруг поднялась со стула, когда Эйдан шепнул ей что-то на ухо. — Только не это, — простонала Эна, увидев, как мать вложила руку в ладонь Эйдана, и тот повел ее к эстраде.
— Танцевать, что ли собрались? — выдохнул Малакай и хмыкнул.
— Хуже, — голос Эны дрожал. — Зачем я только сказала ему, что мать поет!
Эйдан взял гитару, на которой играл Дилан. Старик приближался к эстраде с гитарным футляром. С ним шел пожилой мужчина, который сразу присел на стул и вытащил из-под него фидл. Эйдан со стариком заняли свои места. Лора осталась стоять подле пустого стула. Руки ее нервно теребили пуговицы. Эйдан осторожно коснулся ее локтя, и Лора быстро скинула кардиган и повесила на спинку стула. В красном платье она выглядела еще более худой, чем была на самом деле, но худоба перестала казаться болезненной. С такого расстояния мать выглядела королевой. Заслышав первые аккорды, Эна так стиснула ложку, что та чуть не выскочила из миски. К счастью, Дилан успел поймать ее, и суп забрызгал лишь стол.
— Она не сможет без распевки взять так высоко, — прошептала Эна, чувствуя, как на глазах навернулись слезы. — Она вообще не сможет спеть. Она не пела полгода.
Эна почувствовала, как Дилан крепко сжал под столом ее пальцы.
— Брось. Мы все здесь ни петь, ни играть не умеем.
— Вы, может, и нет, а моя мать умеет. Умела, — тут же добавила Эна, нервно облизнув губы.
И вот мать вступила с верной ноты. В пабе даже мухи, если и залетели погостить, смолкли.
— Славен наш край в тучи, в дождь затяжной,
И улыбкою солнца на друга похож,
Здесь пожатия рук поцелуям сродни,
Отыскать не пытайся милей стороны.
Дилан сжал пальцы Эны еще сильнее. Она слушала мать, этот странный чистый голос. Без софитов бледное лицо певицы осветилось внутренним светом. Эна тоже вспыхнула, только красным. Ей не было стыдно за мать, ей овладела непонятная обида: как же легко мать поддалась на уговоры постороннего мужчины, игнорируя просьбы отца отвлечься от скорби по сыну. В ушах Эны продолжали звучать брошенные сквозь слезы слова матери о том, что она больше никогда не будет петь.
В марте врачи отсчитывали последние дни Джеймса. Они всей семьей не покидали больницу. И вот матери неожиданно позвонили и попросили вечером подменить актрису в мюзикле, в котором та раньше играла. Обменявшись с мужем взглядами, Лора согласилась и собиралась вернуться в больницу к полуночи. Эна поехала с матерью. В антракте она включила телефон и прочитала текстовое сообщение от отца: «Твой брат умер. Не говори матери». Она не сказала. Не разрыдалась. Только остекленевшими глазами глядела на сцену. Мать не сфальшивила ни разу, хотя почти год не была на репетициях.
Ожидая ее после спектакля, Эна сидела в пустом холле и давилась шоколадкой, чтобы не разреветься. Молчание давалось тяжело. Она набрала телефон лучшего друга брата — Сабаша, разбудила его, но тот готов был приехать и отвезти их в больницу. Эна отказалась. Она пообещала ему не плакать ради Джеймса. Мать не узнает. Мать спокойно доведет машину до больницы. Она говорила, чувствуя, как слеза медленно скатывается по щеке, но она застряла на середине и, когда Эна выключила телефон, высохла окончательно. Эна обещала отцу быть сильной ради матери и будет сильной даже сейчас в душном пабе, несмотря на подступившие слезы. Только она не может слышать голоса матери. Не хочет!
— Пусть польются те песни, где ритм и слова Из мечтаний рождались, как вьют кружева.
Ну, а танца старинного пусть красота Сердца наши и души сроднит навсегда.
Как бы нас не кидала по миру судьба,
Все мы держимся вместе во имя добра,
И несутся, как листья по ветру, легко Мелодии дома, пусть дом далеко.
Эна отломила еще кусочек хлеба и бросилась к выходу под звуки затихающей музыки и шум возрастающих оваций. Она хлопнула дверью и, отбежав несколько ярдов от здания, замерла. На тротуаре сидела куница. Эна поманила зверька хлебом, и тот покорно подошел за гостинцем. Только схватив добычу, тут же кинулся прочь.
— Обалдеть! В городе!
Это Дилан спугнул куницу. Следом выскочил и Малакай.
— Твоя мать была великолепна. Ты чего?
— Не люблю «Риверданс», попса, — бросила сквозь зубы Эна.
— Ну, а есть будешь?
Эна не ответила.
— Лучше вернись, пока Эйдан не подумал, что мы тебя обидели.
Малакай говорил через улыбку, но Эна видела, что улыбка была искусственной. Шмыгнув носом, она пошла вверх по улице обратно к пабу. Парни двинулись следом за ней.
Глава 18
— У вас в Ирландии все водят, как сумасшедшие?!
Эна выскочила из машины слишком быстро, и Дилан вновь, как и подле церкви, не успел подать руки. Да она бы ее и не заметила с непривычки. Малакай захлопнул водительскую дверь и, сложив руки на крыше машины, опустил подбородок поверх пальцев. Выглядел он немного озадаченным, и в голосе Эна услышала неприкрытую обиду:
— Отец никогда не говорил, что я плохо вожу.
— Если он водит, как отец Дилана, то я не удивлена, что его в твоем вождении все устраивает!
Эна выплеснула эмоции раньше, чем краем глаза заметила, как потупился Дилан. То ли отказ от его джентльменства так расстроил парня, то ли упоминание отца. Впрочем, Малакай решил проблему проще: открыл калитку, ведущую к длинному серому строению, похожему на обычный фермерский коттедж. Только торчащая из одного окна лошадиная морда наглядно демонстрировала предназначение дома. По левую руку простиралась огромная пустующая арена со сложенными по краям разноцветными барьерами. Малакай постучал по деревянному забору и напомнил про предложение присоединиться к нему для покраски. Эна промолчала, сделав вид, что рассматривает лошадь.
