— Да, — отозвалась Эна так зло, что Малакай виновато пожал плечами.
— Пойдемте, — вмешался Дилан, торопливо схватив Эну за руку.
Малакай тоже воровато улыбнулся и взял ее за вторую.
— От твоего отца я хоть километр готов бежать, — усмехнулся он, а Дилан буркнул что-то по-ирландски, что-то очень неприятное, судя по вспыхнувшему взгляду Малакая.
Эна постаралась не насупиться:
— У нас в школе есть негласное правило говорить только по-английски, — сказала она, обиженно вырывая руки, но не тут-то было, оба слишком крепко ее держали.
— Мы только сквернословить по-ирландски будем. Простишь? — улыбнулся Малакай и прибавил шагу.
Эна успела обернуться, чтобы поймать взгляд матери. Искать в толпе Эйдана она не стала, да и парни тащили ее прочь с холма, чтобы опередить всех, и даже не сбавили скорости на подъеме. Когда они уткнулись руками в темное стекло двери паба, Эна едва переводила дух.
— Я милю за семь минут пробегаю. Но сейчас явно побила рекорд.
— А это быстро или медленно? — поинтересовался Малакай, пропуская Эну вперед.
— Это тяжело, — выдохнула та и плюхнулась на отодвинутый для нее стул.
Столик был явно рассчитан на двоих, но Малакай вернулся от барной стойки со стаканом воды в одной руке и дополнительным стулом в другой.
— Из-под крана, ничего? — спросил он, усаживаясь в проходе, чтобы оказаться рядом с ней.
Дилан сидел напротив и выглядел немного растерянным, потому что Малакай нарочно отсадил их от родителей.
— Быстро поедим и свалим, — подтвердил ее мысли парень.
Тут дверь вновь со звоном распахнулась, и Эна увидела мать и Эйдана, Кэтлин шла следом в окружении родителей Малакая — Эна поразилась, насколько парни похожи на своих отцом. Отец Дилана держал в руках ее рюкзак, потому свернул к их маленькому столику. Эне показалось, что Малакай отодвинулся от нее вместе со стулом и даже вжал голову в плечи, хотя рюкзак опустился на пол подле стула, а не ему на голову.
— Мне что-то есть расхотелось, — выдохнул Малакай, проводив Эйдана взглядом.
— А я хочу французской картошки, — прошептала Эна, чтобы как-то отвлечь парня. После нынешнего разговора с Эйданом, она легко могла представить себе состояние Малакая. С ним он, наверное, и в словах не церемонился.
— Чипсы, а не французская картошка. Ты не в Штатах, — буркнул тот.
— Сойдемся на «папас фритас», — попыталась примириться Эна, чувствуя себя виноватой в нагоняе Малакая. — К испанцам вы же не испытываете ненависти?
— Лучше суп из моллюсков, — Дилан тоже украдкой поглядывал в сторону родительского стола, и Эна поняла, что влетело обоим. — Сожрать и свалить, пока Па не передумал.
— Слушай, — Малакай почти вплотную придвинулся к приятелю. — Может, до утра у меня? Ма позвонит твоей и все уладит.
— Твой Па уже поговорил с моим. И вот результат.
— Эйдан Фзйерсфилд нынче в ударе. Но мы все равно будем кататься — результат не так плох, как могло быть. Пошли за супом, пока родители до чего- нибудь другого не договорились.
Эна обернулась и вновь наткнулась на взгляд Эйдана. Он кивнул и поднялся со стула. Вся община, казалось, из церкви переместилась в паб, но даже не слыша слов Кэтлин, ухватившей мужа за рукав, Эна догадалась, что та пытается его удержать от чего-то. От похода к их столику!
— Ну что теперь?!
Малакай поставил перед Эной суп и остался стоять, как и Дилан, сжимая ложки.
— Пока суп стынет, мы с тобой сыграем, — обратился Эйдан к сыну, встав за спиной Эны. — Ма отказывается заказывать пиво. Придется зарабатывать пинту
самим.
Дилан бросил ложки на стол и, не взглянув в сторону Эны, шагнул за отцом, но та успела бросить ему в спину:
— Давай! Я хочу услышать, как ты играешь.
— Неужто он тебе еще ни разу не сыграл? — казалось, искренне удивился Малакай, протягивая Эне ложку, но та не сводила глаз с небольшой полукруглой эстрады, примостившейся в углу, где пустовали четыре стула, и сейчас Эйдан занял один из них с откуда-то взявшимся банджо, а Дилан все не решался присесть на соседний, ощупывая гриф гитары, будто доктор пациента. Эна нервно отщипнула от хлеба корочку и принялась грызть, словно ноготь. Малакай едва слышно кашлянул в попытке перетянуть на себя внимание девушки. Но Эна даже развернула свой стул в проход и украдкой скосила глаза на мать. Та тоже отсела от стола, чтобы лучше видеть музыкантов. Одна Кэтлин сидела потупившись. Эйдан подтянул к себе стойку с микрофоном и что-то сказал в темный зал по-ирландски. В ответ публика зашумела, и Дилан наконец сел на стул и поставил гитару на колено.
— Надеюсь, это будет не про фей, — тяжело вздохнул Малакай, и Эна наконец перевела на него взгляд. — Хватило той чертовой ветки, которую мы с Диланом сломали. Дилан рассказал тебе?
— Эйдан рассказал. Неужели он и до этого всего верил?
— Да, потому что всегда пил, — пожал плечами Малакай. — Кто здесь не пьет! Только мой отец обсуждает финансы, а этот лепреконов.
Малакай попытался скривить губы в улыбке, но настроение его было подпорчено и ложка явно так и останется на столе чистой.
Эна вновь взглянула на эстраду, где появился новый музыкант с бауроном, и она признала в нем старика из церкви.
— О, Дилан влип. Это его учитель по гитаре.
Старик начал отбивать такт, Эйдан вступил с банджо, и вот к ним присоединился Дилан. Эйдан устремил взгляд в зал, и пусть Эна сидела далеко от эстрады, ей казалось, что поет он для нее одной.
— Ночь холодна и ночь темна.
Бедняк стучится у окна.
Хозяйка пожалела,
Беднягу обогрела.
Туруруру, туруруру,
Явился малый не к добру,
Туруруру, тилилили,
Зарю встречают соловьи.
У очага ему тепло,
И сохнет на крючке пальто,
И за ночлег решил он спеть Веселую хозяйке песнь.
Туруруру, туруруру,
Явился малый не к добру,
Туруруру, тилилили,
Зарю встречают соловьи.
Недолог был старушки сон.
Пальто ушло, а с ним и он,
Старушка зарыдала —
Младая дочь пропала.
Минуло года, скажем, три,
Стучится кто-то, посмотри.
Пустите нищего поспать И темну ночку скоротать.
Старушка отвечала:
Однажды уж пускала,
И с ним глубокой ночью сбежала моя дочь,
Так что ступай, любезный бродяга, нынче прочь.
