41. Тиффи
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Мо.
– В травмпункт ездила? – осведомляется практичная Герти. – Почему раньше не рассказывала про ванную? Ты влюбилась в соседа и скрывала это, потому что в конце концов начнешь с ним спать, а я недвусмысленно говорила тебе, что первое правило – не спать с соседом?
– Чувствую себя хорошо. Нет, Герти, не ездила, Леон осмотрел ногу и позвонил коллеге-доктору. Видимо, просто нужен отдых. И виски. Смотря чей врачебный совет принять во внимание.
– А теперь ответь на мой вопрос, – не унимается Герти.
– Нет, я не влюбилась. – Удобнее устраиваюсь на кровати и морщусь от боли. – И не собираюсь с ним спать. Он мой друг.
– Он сейчас ни с кем не встречается?
– Вообще-то да, но…
– Прости, Тиффи, кто-нибудь осмотрел тебя на предмет…
– Заткнись, Мо! – перебивает Герти. – Там квалифицированный медбрат. С ней все в порядке. Тиффи, ты уверена, что не страдаешь стокгольмским синдромом?
– Что?!
– Медбрат в травмпункте и медбрат в хосписе – очень разные вещи…
– Стокгольмским синдромом?
– Да, человек приютил тебя, когда тебе негде было жить. Ты вынуждена спать в его кровати, и думаешь, что влюбилась, – поясняет Герти.
– Я не думаю, что влюбилась, – терпеливо напоминаю я. – Я сказала, он мой друг.
– Но это было свидание!
– Тиффи, по голосу ты действительно в порядке, но я хочу проверить. Я тут залез на страницу Национальной службы здравоохранения… Ты на ногу можешь наступить?
– Ты и «Гугл» ничуть не лучше, чем медбрат и доктор на связи, – заявляет Герти.
– Это не свидание, – возражаю я, хотя уверена в обратном.
Жаль, что у Мо с Герти появилось обыкновение хором говорить по телефону, когда они оба дома. Я позвонила Мо, потому что хотела поговорить с Мо. Я люблю Герти, однако ощущения от разговора с ней совсем другие и не очень подходят, когда ты только что чуть не утонул.
– Тебе придется снова объяснить мне про Джонни Уайтов, – говорит Герти.
Смотрю на часы в телефоне. До возвращения Леона остается минут пять.
– Слушайте, мне пора. Мо, я нормально… Герти, не надо так меня опекать, пожалуйста. Он не пытается затащить меня в постель или запереть в подвале. У меня практически нет причин думать, что он вообще мной интересуется.
– А ты им интересуешься?
– До свидания, Герти!
– Поправляйся! – успевает вставить Мо, прежде чем Герти, не любительница долгих прощаний, дает отбой.
Я, не мешкая ни секунды, набираю номер Рейчел.
* * *
– Главное здесь то, что ты каждый раз общаешься с Леоном в нижнем белье, – резюмирует Рейчел.
– Э-э-э… – Улыбаюсь.
– Впредь лучше не оголяйся. А то он подумает, что ты… как это называется?.. Знаешь, мужики, которые выставляют напоказ свое хозяйство в парке.
– Полегче! Я не…
– Просто говорю вслух то, что другие думают, милая моя. Ты точно не собираешься склеить ласты?
– Нет, я нормально, правда. Только устала и слабость.
– Ну и хорошо. В таком случае используй на всю катушку бесплатную ночевку в гостинице и звони мне, если во время ужина случайно снимешь лифчик.
Стук в дверь.
– Черт, все, мне пора… – шепчу в трубку. – Войдите!
Пока Леона не было, я натянула на себя свитер Бэбс и одета вполне прилично, по крайней мере, сверху.
Леон улыбается и показывает битком набитый пакет, пахнущий рыбой и картошкой фри. Я радостно ахаю.
– Настоящая приморская еда!
– А еще… – Извлекает из пакета другой, поменьше, и протягивает мне.
Заглядываю: кексы с глазурью из сливочного сыра.
– Кексики! Лучшие кексики на свете!
– То, что доктор прописал… Хотя Сока просто сказала «покорми ее чем-нибудь». Рыба и кексы – моя вольная интерпретация.
Его волосы почти высохли, от соли они кучерявятся еще больше и все время лезут на лицо. Замечает, как я наблюдаю за его попытками их укротить, и горестно улыбается.
– Ты не должна смотреть на меня в таком виде.
– Ага, а ты на меня в таком должен? – Неопределенно показываю на необъятный мешковатый свитер, бледное лицо и взъерошенные космы. – Крыса-утопленница – мой любимый образ!
– Или русалка.
– О, очень кстати. У меня тут плавник, – похлопываю по ногам под одеялом.
Леон с улыбкой кладет на кровать между нами рыбу с картошкой, скидывает туфли и осторожно садится, чтобы не задеть мою распухшую лодыжку.
Потрясающе вкусно. Как раз то, что надо, хотя я и не подозревала об этом, пока не вдохнула аромат. Леон взял практически все возможные гарниры – гороховое пюре, луковые колечки в кляре, соус карри, маринованный лук и даже пластмассового вида сосиску, которая обычно лежит на витрине за стеклом, – и мы все это радостно поедаем. Последний кекс проглатывается при значительном усилии воли.
– Тонуть страшно утомительно! – объявляю я, вдруг до смерти захотев спать.
– Вздремни.
– Не боишься, что я усну и не проснусь?
Веки наливаются тяжестью. Тепло и сытость – изумительное сочетание. Больше никогда не буду принимать его как должное.
– Стану каждые пять минут будить, чтобы проверить, нет ли у тебя черепно-мозговой травмы.
Широко распахиваю глаза.
– Каждые пять минут?
Он посмеивается, собирает вещи и идет к двери.
– Увидимся через несколько часов.
– О… Медицинскому персоналу не полагается шутить! – кричу я вслед, но он вряд ли слышит.
Может, я вообще говорю про себя. Дверь закрывается, и я проваливаюсь в сон.
Просыпаюсь резко, вздрогнув всем телом. От толчка ногу, словно током, пронзает боль. Вскрикиваю и оглядываюсь. Обои в цветочек. Я дома? В кресле у двери сидит мужчина с книгой…
– «Сумерки»?!
Леон моргает, опуская книгу на колени.
– Ты на удивление быстро перешла из бессознательного состояния в критическое.
– Секунду думала, что это все-таки дико странный сон. Только в моем сне у тебя был бы гораздо более приличный литературный вкус.
– У Бэбс больше ничего не нашлось. Как ты?
Задумываюсь. Нога пульсирует, горло, в котором еще чувствуется соль, саднит, но головная боль исчезла. И уже сейчас ясно, что мышцы живота от кашля будут ныть.
