Мариус подобрался. Да, разговор точно предстоял нелегкий.
— Я старше вас, Мариус, — откровенно сказал Флодрет, — я ничего не знаю о магии и крагхах, но знаю слишком многое о человеческой природе. И на настоящий момент у меня две главных проблемы: я не могу понять, кто и как мог подменить текст моего послания повелителю крагхов, и не могу понять, кто нашептывает моим подданным о том, что я — слабый король, и что меня надо заменить.
— Кем заменить? — Мариус удивленно моргнул, — ваша дочь еще так молода…
Флодрет вздернул брови и глянул на Мариуса с искренним удивлением.
— Вы воин и страж, простите уж, но никак не Магистр Надзора. Семейное древо Флодретт достаточно ветвисто, и при желании можно найти нового короля… из соседней ветви.
Мариус поморщился. Ну, в самом деле… А он даже об этом не подумал.
В это мгновение в гостиную вкатили столик с серебряной посудой. Запахло кофе, шоколадом и свеженарезанным лимоном. Флодрет умолк и отвернулся. Затем, когда слуги удалились, кивнул Мариусу.
— Наливайте себе кофе, друг мой. Собственно, с вами-то мне и следует говорить. Вы не заинтересованы ни в войне, ни в смене монарха на престоле.
Мариус осторожно взял в руки начищенный до блеска кофейник и осторожно налил горячего напитка в маленькую белую чашечку.
— Честно говоря, ваше величество, ни первое, ни второе меня не интересует. Куда с большим удовольствием я бы занялся магическими изысканиями. Вы же понимаете, падение Пелены привнесло некоторую свежесть многим вопросам теории и практики…
— Вот я и говорю, воин и страж.
Флодрет как-то особенно тепло улыбнулся. А Мариус подумал, что если именно так он улыбается Эноле, то немудрено, что она — с ним, и будет стоять за него горой, и защищать, и жалеть…
— Я доверяю своим послам, — сказал король, — я написал письмо, запечатал его, передал им лично в руки, и они отправились к границе порталом. В результате, похоже, привезли повелителю Сантору вовсе не то, что я писал. Я предложил заключить мирный договор и определиться с границами. Сантор прочел требование освободить пути к золотым рудникам, сами рудники, да еще и платить подати. Небольшие, правда, но все же. Я не понимаю, как такое могло случиться.
— Фаэр настаивает на том, чтобы отобрать золотые рудники, и на том, чтобы развязать войну, — напомнил Мариус, — к тому же, Фаэр — маг. Возможно, он подменил письмо.
Кофе был горячим и приятно горчил. Но, конечно же, впечатление от кофе сильно портил предмет беседы.
— Это не Фаэр, — обрубил король.
— Почему?
— Не держите меня за идиота, магистр, — наконец Флодрет тоже сел в кресло, потянулся к кофейнику, — Энола проверила тот вариант письма, что привезли обратно послы. На нем нет никаких следов магии. Оно не было подменено. Такое впечатление, что я его написал. В беспамятстве. Но я ведь… я точно не был пьян. Я точно помню, как писал, и что именно писал.
Король хмуро хлебнул кофе и посмотрел на Мариуса.
— Что думаете, магистр?
— Я бы хотел лично исследовать это письмо, — ответил Мариус, с тоской думая о том, что теперь вот ему придется заняться еще и этим.
— Вы его получите.
— То есть, Фаэру все-таки вы его не отдаете? — уточнил он.
— Не отдаю, — Флодрет хмыкнул, — вы — самое незаинтересованное ни в чем лицо, магистр. Хотелось бы выслушать ваше мнение.
— А что, собственно, Фаэр говорит о результатах посольства?
— Фаэр говорит, что надо воевать…
Флодрет вздохнул. Посмотрел на Мариуса исподлобья — остро, пронизывающе.
— Если бы Фаэр что-то и проделал с письмом, Энола бы мне сказала. Я ей… доверяю, магистр. Как самому себе. Хотя, видимо, себе-то и нельзя доверять.
Мариус промолчал.
С этим письмом могло произойти что угодно.
И, возможно, Фаэр в самом деле не виноват, а кто-нибудь из многочисленной родни Флодрета начал заглядываться на трон.
С другой стороны, почему бы тогда попросту не убить короля?
"Но претендентов ведь много. А на престол проще всего взойти герою", — возразил себе Мариус.
"А героем проще всего стать на войне", — добавил он, чуть подумав.
Знать бы еще, кому это надо.
Но на ум, кроме Фаэра, никто больше и не приходил.
Мариус решительно допил кофе, отставил чашку.
— Письмо, ваше величество. Я хотел бы взглянуть.
Флодрет пожал плечами.
— Будете магию применять?
— Возможно.
Потом пришлось ждать, пока Флодрет сам сходит за злополучным письмом, Мариус щурился на розовое, закатное небо в прямоугольнике окна, думая о том, что ему перед уходом домой придется еще раз навестить Авельрона и подпитать его своей энергией. Энола Дампи пообещала помощь, но ведь ее нужно еще дождаться, и совершенно неясно, будет ли ждать та тварь, что вцепилась в Рона… Зевнул. Потер переносицу. Мелькнула мысль, что давно не тренировался, и что надо бы поупражняться с саблями…
Но тут, наконец, вернулся Флодрет, положил на стол перед Мариусом кожаный тубус.
— Вот, извольте.
— Хорошо. — Он снова потер переносицу и аккуратно вскрыл кожаный чехол.
Внутри, как и следовало ожидать, лежал свернутый трубкой лист дорогой бумаги с оттиснутым гербом земель Порядка. Не прикасаясь к посланию, Мариус прикрыл глаза, сосредотачиваясь, проваливаясь в собственное магическое восприятие мира. Вокруг плавали магические поля, слоистые, словно облака. Они завивались спиралями и растягивались, и сочились сквозь него самого, постоянно обновляя резерв. Черпнув силы из резерва, Мариус быстро сплел привычную сетку-опознаватель. Она получилась тонкой, переливчатой, словно внутренности жемчужницы, и сразу же потянулась вверх, распускаясь на перламутровые волокна, раскрываясь небывалым цветком с сотнями лепестков. Чем-то заклинание в восприятии мага походило на пышную хризантему, ровно до того момента, как одно волоконце не поднялось в воздух, не потянуло за собой все остальные, превращаясь в толстую, ворсистую нить. И эта нить сама собой потянулась к замершему на стуле Флодрету.
— Красиво, — вдруг сказал король, — очень красиво. Завидую вам, Эльдор. Сам бы хотел так уметь…
— Это вы написали письмо, ваше величество, — губы пересохли, Мариус быстро облизнул их.
Все же любые проявления магии отнимают силы.
Флодрет удрученно покачал головой.
— Но это невозможно… Ваша магия может ошибиться?
— Возможно. И магия не ошибается, если ей не мешать.
Мариус провел рукой по ходу сверкающей нити, и она рассыпалась тающими бисеринами. Затем посмотрел на Флодрета — король сидел, нахохлившись, как больной голубь, и механически поглаживал свое предплечье, то самое, укушенное.
