– Вот это, Маргарита, – сказала я. – Я надену именно это. Внутри у меня все пело от счастья: «До чего же я хороша, до чего же соблазнительно выгляжу!» Право, как чудесно быть красивой и иметь за плечами всего шестнадцать лет! Яблочно-зеленый цвет платья очень шел к моим золотистым локонам и подчеркивал кремово-медовый оттенок кожи. Корсаж туго обтягивал грудь – небольшую, правда, но высокую и упругую, не то что у монастырских худышек. Я выгляжу настоящей принцессой! И как хотелось бы поскорее быть представленной ко двору! Но в то же время… в то же время, как быть с тем молодым человеком? Виконт, хоть и прошла уже неделя после нашей странной встречи, не выходил у меня из головы.
– Вы настоящая красавица, мадемуазель, – сказала Маргарита, укладывая фолетте на моих плечах, – иногда мне очень жаль, что платья такие длинные: на ваши ножки все мужчины любовались бы.
Рассмеявшись от удовольствия, я приподняла подол платья. Ноги у меня были длинные, стройные – ноги сирены, колени округлые, румяные, с чуть заметными ямочками… Я была довольна собой, и все тут. И как прекрасно, что я родилась женщиной!
– Я разузнала насчет вашего виконта, мадемуазель… Больно уж он беден…
Я не хотела слушать о бедности виконта в тот час, когда чувство радости переполняло меня, и, расцеловав Маргариту, опрометью спустилась по крутой лестнице и выбежала в сад. Запахи цветущей сирени, примул и чебреца душистой волной повеяли мне в лицо.
Я уже целую неделю жила в Сент-Элуа и большую часть времени проводила в саду. Отец считал его гордостью нашего рода, а я, если бы могла, то и не выходила бы оттуда. Сад действительно был чудесен, особенно сейчас, ранним летом. Я целыми днями пропадала у наших маленьких озер, или, лежа в траве на тонкой подстилке, читала роман Сен-Пьера о Поле и Виржинии. Смутные желания возникали во мне; закрыв глаза и подставив лицо мягкому бретонскому солнцу, я грезила и мечтала о том, сколько счастья ждет меня в будущем…
Я сбросила туфли и, осторожно ступая босыми ногами по песку, зашла в воду. Платье мне пришлось подобрать до самых колен, чтобы не замочить. Совсем рядом колыхалась чашечка водяной лилии. На ее бархатных белоснежных лепестках я заметила дрожащие капельки росы – прозрачные, как слеза… Взглянув вниз, на песчаном дне увидела свои ноги – вода была так чиста, что можно было разглядеть даже камешки в песке. Я бы охотно порезвилась, подняв кучу брызг, однако испугалась такого желания – ведь можно испортить платье!
Лилия, колыхавшаяся совсем рядом, словно манила к себе. Ступая тихо и осторожно, чтобы не упасть в воду, я ухватилась за стебель и отчаянно потянула – впрочем, безуспешно. Лилия была на удивление цепкой. Промучившись минуты три, я наклонилась и зубами перекусила пахнущий травой стебель. Лилия была сорвана, издав при этом звук лопнувшей струны, и на губах у меня остался горький сок.
Цветок не имел никакого запаха, и это меня разочаровало. Я засунула лилию за корсаж, осторожно расправив нежные мокрые лепестки. Теперь меня не отличишь от героини Сен-Пьера…
Я хотела добраться до лодки, чтобы уплыть на середину пруда, но, как только я зашагала дальше, меня окликнули. На берегу стояла Жильда.
– Завтрак уже готов? – спросила я.
– Нет, не в том дело, мадемуазель. Идите-ка скорее в дом: к вам приехал какой-то господин.
– Ко мне?
Я неохотно побрела к берегу. Кто бы мог ко мне приехать, если я никого не знаю?
– Это, наверно, приятель мадам де л'Атур, старый сплетник… Как его имя?
Жильда протянула мне визитную карточку. «Арман Луи де Гоше, герцог де Кабри», – прочла я. Этот человек был мне незнаком, хотя я знала, что род герцогов де Кабри – один из известнейших во Франции.
– Так и есть: это друг тетушки, – проговорила я. – Он стар?
– Ему лет сорок, мадемуазель.
– Конечно, стар! И зачем я ему понадобилась?
Я натянула туфли на мокрые ноги, откинула назад волосы – в Сент-Элуа я всегда их носила распущенными, и побежала по аллее к замку. Еще издалека я увидела, как между куртинами, где благоухали розы, азалии и анемоны, нервно прохаживается незнакомец, постукивая высокими красными каблуками по мощенной красным камнем дорожке.
– Это он? – спросила я у Жильды.
– Он, мадемуазель, он!
– Ну, так черт бы его побрал – он приехал совершенно не вовремя!
Незнакомец уже заметил меня и шел навстречу. Поклон его был умел и изящен, одежда – самого модного покроя…
– Герцог де Кабри, мадемуазель, – представился он, поднося к губам мою руку и не спуская с меня глаз.
Он не понравился с первого взгляда. Вот так сразу, с первой минуты в моей душе возникло чувство неприязни к этому человеку. В его внешности не было ничего примечательного. Среднего роста, фигура явно грузнеет с годами. Незваный гость не носил парика, и его жесткая шевелюра была светло-каштанового цвета. Чуть выпирающие скулы свидетельствовали о гасконском происхождении. Нос его был невелик, но с развитыми чувственными крыльями; лицо имело неправильную угловатую форму, идущую вразрез с понятиями об аристократизме, особенно выделялся упрямый, чуть косо стесанный подбородок. Возраст? Гость был старше меня на четверть века, не меньше.
– С отцом все в порядке, я надеюсь? – спросила я, предполагая, что, может быть, герцог прибыл от отца.
– О, все в порядке. Он говорил мне, что ваш замок – настоящая Авзония. Надеюсь, Сент-Элуа не только красив, но и доходен?
Я с удивлением посмотрела на герцога.
– Меня никогда это не интересовало, сударь.
– Давайте пройдем в дом, – живо предложил он. – Становится слишком жарко, нам будет лучше беседовать в комнатах.
Я провела его в гостиную, спрашивая себя, долго ли этот герцог будет мне докучать. И зачем он приехал? Вот теперь думай, чем его занять, о чем с ним разговаривать… Как там меня учили в монастыре? Ах да, гостя надо чем-нибудь угостить!
– Маргарита, – сказала я горничной, – принеси нам кофе. Герцог внимательно разглядывал портреты моих предков и обстановку гостиной. Вид у него был очень заинтересованный.
– Это, я полагаю, из золота? – спросил он, указывая на статуэтку принцессы Даниэль.
– Да, – сказала я удивленно.
– Что за глупость тратить золото на такие вещи… А чей это портрет? Какое надменное лицо у этого рыцаря!
– И вовсе не надменное, – возразила я. – Это великий воин, один из самых знаменитых моих предков, Жорж де ла Тремуйль. Он служил еще Карлу VII Валуа и освобождал Францию от англичан. Его имя называет Вольтер в «Орлеанской девственнице»…
– Вот как! Вы читаете Вольтера, мадемуазель? – вдруг прервал он меня. Глаза его были прищурены.
– Читаю, сударь, – с достоинством ответила я.
– Да это же просто неприлично!
