Приехав в Лос-Анджелес, Кэлмен позвонил Уорхолу, который остановился в Голливуд-Хиллз, в The Castle – псевдосредневековом каменном сооружении. Многие рок-звезды размещали там свою свиту в номерах, которые сдавались по 500 долларов в неделю. В самый разгар гастролей клуб The Trip внезапно закрылся, и вся группа застряла в The Castle, словно на острове, так как в ее распоряжении не было ни одного автомобиля. Тогда-то Джим Пэлтридж, собравшийся в Мексику, встретился в Лос-Анджелесе с Кэлменом, и в этот период нервотрепки и скуки они оба (у них-то свои машины были) сделались «штатными» шоферами Уорхола. Кэлмен вспоминал, какая тоска царила в The Castle: «Я приоткрыл парадную дверь. В доме вообще не было никакой мебели. Заглянул в гостиную. Мэри Воронов безостановочно кружилась под песню Айка и Тины Тёрнер River Deep Mountain High. Нико вышла в сад покормить кроликов». Посетители The Castle находили, что там странная и крайне напряженная атмосфера, поскольку Лу Рид искал способ расторгнуть контракт с Уорхолом. Во время гастролей Энди в третий раз выставил свои работы в лос-анджелесской галерее Ferus. На сей раз то были серебристые подушки.
Пэлтридж был редактором отдела искусства и развлечений в ежедневной газете The Daily Californian, которая выходила в студенческом городке в Беркли. Ее читали сорок тысяч человек. Пэлтридж решил записывать для газеты свои впечатления заодно с впечатлениями Кэлмена. Кэлмен вспоминал: «Мы находились в компании Энди Уорхола, но не принадлежали к компании Энди Уорхола». Это обеспечило Пэлтриджу достаточный уровень журналистской беспристрастности, так что со своей целью он справился.
Пэлтридж нашел Уорхола обаятельным: «С ним было очень весело. Ему было неохота разговаривать чуть ли ни на какую тему. Давать интервью он не желал, но если ты хотел просто с ним потусоваться – всегда пожалуйста». В тот период Энди всюду ходил с диктофоном и часто давал его Кэлмену, говоря: «Неважно, что ты записываешь. Просто записывай всё».
Когда группа жила в The Castle, им позвонил Билл Грэм, владелец сан-францисского концертного зала Fillmore West, и пригласил их выступить. Именно в этом зале происходит «финал» данного интервью. Кэлмен утверждал: «Им больше никто ничего не предлагал, и они приняли предложение Грэма». Виктор Бокрис, автор биографии Уорхола, утверждает: «К тому времени атмосфера так накалилась, что суровый нью-йоркский десант уже не мог таить свое презрение к тусовке Западного побережья (характерные примеры: Лу Рид назвал ее “занудная бездарная фальшь”, а [Пол] Моррисси с едким сарказмом спросил [Билла] Грэма, почему музыканты с Западного побережья не принимают героин, ведь на нем якобы “сидят все действительно хорошие музыканты”… Грэм вспылил и заорал: “Ах вы, поганая зараза! Мы тут пытаемся очиститься от грязи, а вы приезжаете со своими мерзкими мыслишками и плетками!”)» (Bockris, 251.)
Кэлмену не удалось пристроить свои сценарии, и они с Пэлтриджем вернулись в Сан-Франциско, где спустя несколько месяцев Уорхол пригласил их на премьеру «Девушек из “Челси”» в Бэй-Эреа. После сеанса все поехали в отель, где остановилась группа. Кэлмен вспоминает: «Это был пандемониум. Люди бегали по коридорам голые, “колес” было навалом. Энди обычно ничего не делал, только стирал свои носки, но у него была здоровенная сумка таблеток из аптечного ассортимента: либриум, валиум, тоники, транки».
В 1968 году, после того как Валери Соланас ранила Уорхола, Кэлмен послал ему в больницу телеграмму. И все же после этого Энди уже не вызывал у Кэлмена и Пэлтриджа того бурного восторга, как в 1966 году. Однако впоследствии Уорхол сказал Джиму Пэлтриджу, что читал мало таких хороших статей про себя, как это интервью.
В июне 2003 года Майкл Кэлмен скончался.
КГ
Снизу вверх, отсчитывая от мраморного пола ванной комнаты: черные сапоги, черные замшевые брюки, черный ремень со стальной пряжкой, темно-синяя футболка в мелкую белую и красную полоску, лицо цвета светло-розовой жвачки, прописанные врачом темные очки, тонированные в серебряный цвет волосы. МОТОР: худая рука, тоже цвета розовой жвачки, держит беспроводную электробритву, которая сбривает несколько серебристых волосков с подбородка Энди Уорхола – поп-артиста, супермена солнечного света, режиссера андеграундного кино и невозмутимого короля – тини-боппера[128]. Энди идет в спальню, берет черную замшевую косуху и номер Vogue, которые валяются на кровати. На кровати Энди Уорхола страшный беспорядок. Под кроватью и на кровати – журналы мод, Los Angeles Times, Variety, фотографии: всем этим предметам принадлежит законное место в снах и яви Энди. Энди спускается по длинной винтовой лестнице.
Энди приехал в Лос-Анджелес с The Velvet Underground — ансамблем, который состоит из «велветов» в строгом смысле слова (барабаны, электрогитара, электроскрипка), Нико – красивой, странной скандинавки, которая сыграла Нико в «Сладкой жизни», а также Джерарда и Мэри (номер «Танцы с плеткой»).
Вечером: на сцене «велветы», Нико, «Танцы с плеткой» (плетки, черные ремни, виляние лобком, Джерард в рубашке и бусах, а также без оных), стробоскопы, фильмы Энди – все это детали гигантской гипномашины под названием The Exploding Plastic Inevitable. Эта машина разматывает бесконечный кабель стального саунда. Джон Кейл – то ли индеец, то ли нет, с длинным худым лицом, с длинными черными, расчесанными на прямой пробор волосами – прижимает к шее электроскрипку, извлекая из нее высокие, плоские, редкостно визгливые звуки. Джерард падает на колени перед стробоскопом, корчится, протягивает другим свою плетку. Мэри корчится, обкручивает свою плетку вокруг Джерарда, щелкает бичом, трясет лобком, обтянутым тугими «ливайсами», туда-сюда-обратно, словно зерно мелет. Черный кожаный ремень со стальной пряжкой, стягивающий ее тело чуть выше бедер, тоже движется туда-сюда. Будет перемелено абсолютно все.
Фильмы Энди! Над танцорами, застывшими в корчах, над тини-бопперами, над «велветами», над бичевателями – три или четыре экрана, а на них – Нико крупным планом, пристально глядит, плачет, Джерард поднимает гантели, гигантские поцелуи, размытые черно-белые фото Эди Седжвик, щупающей мускулы Джерарда, расслабленная порка, до ужаса скоростная порка.
Мэри в свете стробоскопов закручивает свою плетку вокруг Джерарда, потенциальные кинозвездочки и потенциальные жеребцы-производители в пушистых свитерах, закомплексованные подростки танцуют, а Нико, блонда на блонде[129], в белом шерстяном брючном костюме, выходит в круг, освещенный софитом, и говорит: «Песня называется I’m Not a Young Man Anymore».
Место и время: час дня, Голливуд-Хиллз. Энди спускается по винтовой лестнице в этом огромном голливудско-испанском замке, где остановились «велветы». «Велветы» уже встали, позавтракали и убивают время: слушают электронную музыку, пишут стихи, разбредаются по разным помещениям замка и прилегающей территории, читают, бибопствуют. Времени масса, убивай не хочу, потому что ночной клуб на бульваре Сансет, The Trip, где выступают «велветы», закрылся. По какой причине – этого, похоже, не знает никто. Завтрак Энди – грейпфрут и диетическая таблетка. Пол – нечто вроде менеджера, организатора и казначея The Exploding Plastic Inevitable – разговаривает по телефону: очередной из частых нескончаемых деловых звонков. Пол вешает трубку.
