Via lata gradiormore iuventutisinplicor et vitiisimmemor virtutis,voluptatis avidusmagis quam salutis,
mortuus in animacuram gero cutis.[5]
Он решил прекратить это издевательство над самим собой и своей памятью, резко спросил:
– Что ты поешь?
Она вздрогнула. Похоже, музыка и впрямь ее захватила.
– Карл Орф, «Кармина Бурана». – Она сделала жест в сторону приемника. – Ты что, в театре ни разу не был?
– Странно слышать от тебя средневековый репертуар.
– Спеть тебе из Шакиры? Поймай другую волну.
Он почти успокоился. Не станет он поддаваться выдумкам. Все, что было, прошло. Но эта девчонка его удивляла, иногда – очень сильно. И он знал: не встречаются на Земле два человека просто так, байки о случайности можно оставить обычным людям, они в них свято верят. Встреча – всегда выполнение Закона притяжения, а притяжение не возникает на пустом месте. Всегда есть объяснение, просто нужно до него докопаться, а еще, что немаловажно, принять его.
* * *
Маленький скромный отель на берегу бирюзового моря. Такой цвет – пронзительный, чистый – бывает только на экранных заставках компьютера. Он словно призван напомнить офисным работникам, что рай существует. Не здесь, не сейчас, но где-то он есть.
Пустынный пляж, шум сосен… Чем-то пейзаж напомнил Аде побережье Финского залива. Но здесь песок был тончайшего помола, и солнце светило не лениво, будто делая огромное одолжение, а щедро, приветливо. И горизонт был не в тумане, не в дымке, а ясный, прозрачный. Вдалеке видны дрейфующие яхты. А чайки в небе не кажутся голодными хищниками, безмятежно парят в новорожденной синеве – сытые, свободные.
«Странно, что такой милый отельчик не пользуется популярностью», – думала Ада. Они с Ашером оказались здесь единственными гостями. Обслуга сгибалась в поклонах перед Гильяно, Аде тоже перепадали крохи внимания. Вокруг них ходили на цыпочках, предупреждая любое желание.
Ужинали в одиночестве на напоенной за день солнцем террасе. Ашер по привычке мрачно отсалютовал бокалом с вином заходящему солнцу. Солнце садилось в море, казалось, до пламенеющего диска можно дотронуться рукой и обжечься. Ада сделала вид, что ее не волнует поклонение Ашера закату, она наслаждалась pansotti, крупными равиолями, заполненными овощами и травами, с терпким соусом из грецкого ореха. Что касается Ашера, то он, несмотря на обилие разносолов на столе и готовность повара выполнить любой его заказ, безбожно бросал в рот лишь сырые анчоусы, запивая их белым вином.
– Расскажи о себе, – вдруг попросил Ашер. Ада даже растерялась… С чего начать? С анкетных данных?
– Ну-у-у, – протянула она, – родилась я в Выборге – городе неподалеку от границы с Финляндией. Собственно, раньше это была финская территория. И до сих пор финны не теряют надежды ее вернуть. Родителей у меня нет. Вернее, они есть, но я их не знаю… – И замолчала… Так дико звучал сейчас рассказ о несчастном сиротстве, в то время как они сидят на берегу теплого моря, под легким вечерним ветром, который шаловливо дергает углы белой до хруста отглаженной скатерти. – Что именно тебе хотелось бы узнать?
– Почему ты, когда спишь, обнимаешь себя за плечи?
Ада насторожилась:
– Откуда ты знаешь, как я сплю?
– Иногда по утрам я захожу в спальню, чтобы посмотреть на тебя.
– Посмотреть на меня… – повторила она, не в силах вот так сразу переварить неожиданную новость. Может, она ошибалась в нем? Не такой уж он и бездушный делец. Или она небезразлична Ашеру?
– Так почему ты обнимаешь себя? – настаивал он.
– Потому что никто больше меня не обнимает, – ответила она тихо и честно, но тут же спохватилась, что причина выглядит жалкой. – Я ведь выросла в интернате. Так легче было согреться. Привычка… Тебе не понять, – добавила она, потому что холеный благополучный Ашер, конечно, не может ничего знать о тяготах интернатской жизни.
– Думаешь, я не знаю, что такое холод? Я воевал. Замерзал и голодал. Всякое бывало.
Она улыбнулась. Трудно было представить Ашера в походной палатке.
– И где ты воевал?
– В последние годы – в Африке, на Ближнем Востоке. В пустыне только днем жарко, ночью температура ниже нуля. Замерзнуть там – пара пустяков.
Ада недоверчиво покачала головой:
– Ты убивал людей?
– Случалось.
– А за кого ты воевал?
– Гильяно бросают кости, чтобы выбрать сторону. Мы не заинтересованы в исходе войны, нам важна сама война. Для того чтобы считаться взрослым, юноша из нашей семьи должен научиться убивать.
– Немного бесчеловечно. Тебе так не кажется? – Иронией она пыталась замаскировать внезапный ужас, который вдруг пророс сорняком и пустил пышные побеги.
– Наоборот, это самый правильный, естественный путь. Люди созданы, чтобы бороться, убивать друг друга.
Ада возразила:
– Убийство – самое страшное преступление.
– Да, когда преступаешь Закон. Но если это жизненная необходимость, то убийство – право человека. Право того, кто сильнее.
– Какое-то нецивилизованное право. Так, наверное, поступали в каменном веке. Не оттуда ли ты?
– Цивилизация делает из людей слюнтяев, учит их быть слабыми, а чтобы выжить, человеку нужна сила.
– Но смысл? Мораль, религия учат милосердию. И ведь люди смертны. Сегодня ты победитель, ты выжил, а завтра тебе все равно приходится умирать. И во что превращается твоя сила, когда ты лежишь в гробу в белых тапочках?
– Вот именно… нам всем предстоит умирать. И очень важно, какими мы подойдем к этой черте. Со смертью многое только начинается.
Ада поняла, что Ашера не переспоришь. У него свое мнение. Да она и не спорила. Приятно иногда поболтать. Для разнообразия.
