Марта: Полегче, Тед.
В этот момент Дон Муррей вышел-таки вперед и, протянув руку, положил ее мне на Грудь, словно Ограничивая меня.
Тед, Богом клянусь, молвил он. Кляп из носка засунь в хлебало, иль мигом в канализацию спущу.
И истинно говорю, часть моего Разума теперь давала мне здравый Совет: я должен постараться унять эти Чувства, чтобы не совершить Неосмотрительного Поступка, который превратит мое Везение в Горе.
Но Сердце Человека есть Орган, поведение которого трудно Предсказать и Урезонить который нелегко.
Потому что, когда я смотрел на Дона Муррея, многие Мысли собирались в моей Голове, словно в Грозовую Тучу: Чего стоит Жизнь, если Живой Человек не стоит за Добродетель и не требует Справедливости, ведь Господь дарует ему Власть добиваться этого? Хорошо ли, если Диавол остается Безнаказанным? Неужели Слабые должны вечно топтать эту прекрасную Землю беззащитными? При этих мыслях что-то Честное и Мужественное начало утверждаться во мне, по причине чего – Скрытность не подобает Джентльмену – я вышел в самую Середину Зала и изложил многочисленным собравшимся Гостям Честное Заявление, Серьезное и Громкое, а именно:
– Оный Дон Муррей Грязно воспользовался своим Преимуществом в отношении Марты, вогнав против ее Воли свой Штырь в ее Женскую природу в НочьФакельногоСвета;
– Далее: оный грязный Злодей Купил молчание Марты Разными Подкупами, включая и нынешнее место Работы ея;
– Далее: Оный Дон Муррей сходным образом попытался Купить и мое Молчание; но я более НЕ НАМЕРЕН МОЛЧАТЬ, потому как Человек есть, пусть и ничто ДРУГОЕ, и буду СЛУЖИТЬ Добродетели, НЕВЗИРАЯ на Цену.
Повернувшись к Марте, я попросил, склонив голову, ее Согласия на эти Заявления и Подтверждения Истинности мною Провозглашенного. Но увы! Дева не Подтвердила мои слова. Только опустила Глаза, словно от Стыда, и покинула это Место.
Прибыла служба безопасности, вызванная Доном Мурреем, и, вовсю используя Возможность, хорошо оттопталась на мне, нанеся немало резких ударов по моим Голове и Телу. Они Скрутили меня и вытащили из того Места, а потом Выкинули на Улицу, Накидав грязи на мою Персону и порвав в Клочья на моих Глазах мою карточку Табельного учета, они разбросали клочья под жестокий Смех на мой Счет, в особенности касательно моей Шляпы с Перьями, одно Перо на которой они Согнули Пополам.
Я сидел, окровавленный и в синяках, а затем, собрав остатки Достоинства, направился Домой, к Тем утешениям, которые могут быть Доступны мне там. У меня даже не было средства оплатить билет в Автобусе (мой рюкзак остался в том ГрязномМесте), а посему шел Пешком гораздо более Часа, и Солнце уже стояло низко на своем Пути, и я с печалью Размышлял о том, что ко всему прочему я Потерпел неудачу в Предвидении, поставив таким образом мою Семью в самое угрожающее Положение, по каковой причине наша бедность, и без того позор нашему Благополучию, будет многократно Мультиплицирована.
У отца не будет Корсета, у матери – Медицинской Кровати, и воистину Способ, каковым мы в будущем сможем иметь Средства́ для их многочисленных Необходимых лекарств, есть пока Тайна и причина Досадования.
Вскоре я обнаружил Себя близ «Вендис» на Сентер-бульвар у депрессивной Окраины. Я приходил в себя, и приходил в себя болезненно, осознавая, что вскоре буду стоять перед нашим паршивеньким Телевизором, пытаясь объяснить на моем собственном низменном Языке, что вскоре на нас посыплются Зимние Снега (проникнут даже в наше Жилище, как я ранее и обещал), Понимания я не Встречу: меня Уволили, Уволили и жестоко Опозорили!
А потом последовал Смертельный в своем роде удар, подчеркивающий мою Глупость. Нанесла его сама Марта, которая позвонила мне по Сотовому, сказала с неподдельной Болью в Голосе, который больно задел меня за Живое: Огромное тебе спасибо, Тед, если ты еще не заметил, мы живем в маленьком вонючем городке, Боже мой, Боже мой!
И тут она начала плакать. И по-Настоящему.
Так оно и было: Слухи и Клевета и в самом деле Летают по нашему Городку как Ветер, и, несомненно, они так или иначе достигнут Ушей жалкого идиота Нейта. И, получив такую жестокую информацию о Грязном Оскорблении Марты, Нейт наверняка рехнется.
Боже мой.
Ну и Денек.
Я пошел напрямик через школьную Спортплощадку, где силуэты состязающихся манекенов походили на людей, которые знают цену молчания. Они, казалось смеялись надо мной, а я пытался Успокоить себя, говоря, что поступил Правильно, послужил Истине и продемонстрировал истинное мужество. Но я не находил в этом утешения. В этом было что-то ненормальное. Почему я сделал Это? Я себя чувствовал, как полный Дебил, которому не следовало искать добра от добра и быть Сдержаннее. Вот уж обделался, так обделался. Хотя, с другой Стороны, разве сам Дьявол при случае не выряжался в Одеяние Сдержанности, если это отвечало его Целям? Разве не Спасительно, что События могут развиваться таким образом, чтобы Дон Мюррей был наказан? Хотя, опять же, за кого я себя принимал – за мистера Важную Шишку?
Черт.
Черт побери.
Полная задница.
Ох, нелегко это будет загладить.
Я теперь почти полностью пришел в себя, а это, поверьте, совсем не сахар.
Похоже, я переварил последнюю крошку Таблетки. И это произвело последний краткий, но мощный позыв Вернуться. К тому прежнему Я. Которое, Возвышенное и Самоуверенное до Невозможности, завело меня черт знает куда.
Я отправился на Берега Реки, и некоторое время побродил там, пока заходящее солнце не сравнялось с водой, щедро даря Себя и свои Многообразные Цвета в касательном Великолепии, предшествующем самой замечательной Тишине.
Десятое декабря
Бледный мальчик с челкой несчастного принца Вэлианта[31] по-щенячьи неуклюже пробрался в стенной шкаф в прихожей и реквизировал белую отцовскую куртку. Потом реквизировал ботинки, которые выкрасил в белое аэрозольным баллончиком. Красить в белое пейнтбольное ружье запрещалось. Ружье подарила тетушка Хлоя. Каждый раз, когда она приходила, он должен был предъявлять его, чтобы она могла поднять хай вокруг текстуры древесины.
Сегодняшнее задание: дойти до пруда, убедиться, что бобровая плотина на месте. Вероятно, его задержат. Тот вид, который жил в старой каменной стене. Они были маленькие, но, вылезая из стены, приобретали определенные пропорции. И бросались на тебя. В этом состоял их метод. Его апломб заставал их врасхлоп. Он это знал. И наслаждался результатом. Он поворачивался, поднимал пейнтбольное ружье, произносил нараспев: Знаете ли вы назначение этого человеческого изобретения?
Ба-бах!
Они были обитателями Преисподней. Или Преисподниками. У них была с ним странная связь. Иногда он целыми днями помогал им залечивать раны. Случалось, когда один из них пробегал мимо, он ради шутки стрелял ему в задницу. И тот потом хромал до конца жизни. А это могло продолжаться еще дополнительные девять миллионов лет.
