Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
Председатель Союза фронтовиков фельдфебель Солдатов заявил Ижевскому военно-революционному комитету, что призывать своих членов в Красную армию индивидуально союз не позволит; что союз намерен выступить на фронт коллективно. На что последовал ответ ревкома: "Ваше желание, товарищи, приветствуем. Вагоны ждут. Садитесь, на ст. Агрыз получите вооружение и обмундирование". Но выдвижение из Ижевска в планы организаторов мятежа никак не входило, срывало их замысел. Властям, а главное рядовым членам союза, не знающим всей подоплеки поведения своих вожаков, нужно было как-то объяснить недопустимость отправки фронтовиков из города.
Выход был найден. Большевиков обвинили в стремлении вероломно погубить фронтовиков, пользуясь тем, что у них не было оружия. После того как, говоря словами А. Я. Гутмана, "вероломный план большевиков, задумавших уничтожить невооруженных фронтовиков, был разгадан", правление союза потребовало немедленного вооружения своих членов, соглашаясь двинуться на фронт лишь при этом условии. Но эта "военная хитрость" удалась не вполне. Со своей стороны, руководители ижевского ревкома тоже заподозрили неладное. Фронтовикам было ультимативно предложено или подчиниться индивидуальной мобилизации, или, как они того и желали, отправляться на фронт коллективно, но с условием, что вооружены они будут не на заводе, а в составе армии, по усмотрению военного командования, в распоряжении которого будут находиться.
Как утверждает Федичкин, за отказ идти на фронт большевики "стали арестовывать фронтовиков и тут же писать им приговоры о смертной казни". О 15 арестованных заложниках пишет и Гутман. Кроме того, по его утверждению, остальные военнослужащие брались на учет, и при этом им строго-настрого запрещалось отлучаться без ведома властей не только из города, но даже из дома. Таким образом, оба источника сходятся в том, что аресты были связаны с позицией союза фронтовиков по вопросу о мобилизации, но вовсе не были направлены на подавление уже фактически начавшегося мятежа. Это со всей наглядностью демонстрирует, насколько далеки были руководители Ижевска от понимания того явления, с которым пришлось столкнуться. Митинг на Михайловской площади, выявивший свою оппозиционность, после произведенных арестов рассеялся. Но это уже не могло умиротворить рабочих, а наоборот, еще больше озлобляло их против большевиков.
Сапожников, время от времени позволяющий в свое хронологическое повествование вставлять эмоционально окрашенные фрагменты полулитературного плана, так изображал происходившее дальше: "Получив такой категорический ответ от Ревкома, активный элемент союза фронтовиков, — осолдатившиеся правые с.-р., меньшевики и офицерство, — приступили к работе. От станка к станку, из мастерской в мастерскую перебегали они; будоражили рабочих, разжигали страсти". Другой советский источник более определенно пишет о том, какие лозунги были положены мятежниками в основу их агитации, тем самым многое проясняя в характере начавшегося восстания и его глубинной психологической подоплеке. Основываясь на отказе ревкома выдать оружие, лидеры союза обвинили большевиков в том, что они не "не доверяют старым солдатам", а потому большевики — это "предатели России, агенты Германии, изменники родины". На эту основу наслаивались и другие, уже "общедемократические" обвинения. Весь день 7 и 8 августа в разных частях Ижевска и непосредственно у заводских цехов шли митинги.
Чувствуя, что симпатии рабочих на их стороне, фронтовики смело демонстрировали по улицам. Стройными рядами, тысячной колонной они прошли по центральной части Ижевска к зданию Совета. Пытаясь успокоить собравшихся, ревком открыл митинг. Не имея грамотных агитаторов, решаться на такой шаг было крайне опрометчиво. Только один человек из всей большевистской верхушки города "предлагал разговоры с фронтовиками прекратить и противопоставить их выступлениям пулеметы". Но большинство собравшихся активистов-большевиков оружие против рабочих применить были не готовы и высказались за попытку убедить митинговавших. Но вышедших к ним представителей ревкома фронтовики слушать отказались. Как только место оратора занимал кто-то из представителей власти, из толпы начинали раздаваться выкрики "долой его", не смолкавшие до тех пор, пока "ненавистный" большевик не ретировался. Зато "на ура" рабочей массой встречались Бузанов, Солдатов и прочие ораторы от оппозиции.
Об этом важном событии — митинге у здания Совета — сообщает в своей статье только Сапожников. Но, вероятно по ошибке, его проведение он относит на 7 августа, тогда как сам митинг и последовавшие за ним события, если попытаться согласовать факты, приводимые Сапожниковым, с другими имеющимися материалами, происходили утром 8 августа. Помитинговав у здания Совета, фронтовики в том же стройном военном порядке через заводскую плотину двинулись к Угольным заводским воротам. По прибытии на место фронтовики организовали новый митинг. Уже не большевики, а сами фронтовики дали тревожный сигнал заводского гудка, созывая рабочих присоединиться к ним. Именно этот митинг и стал непосредственной прелюдией кровавой развязки.
Понятно, что в советских и белых источниках причины кровопролития называются разные. Федичкин, например, уверяет, что фронтовики лишь пытались собраться на митинг, но большевики разгоняли их, угрожая поголовным расстрелом, если они не разойдутся. Именно эта "свирепая угроза" якобы так возмутила фронтовиков, что им не оставалось ничего другого, как решиться на открытый протест. Но, как подчеркивает М. Бернштам, самого Федичкина 8 августа в Ижевске не было, и его рассказ о событиях этого дня не совсем полон. По мнению историка, более ценным источником о первых часах восстания является все же работа Сапожникова, несмотря на ряд свойственных ей недостатков, прежде всего идеологического свойства. Сапожников же описывает произошедшее на митинге следующим образом: открыл митинг председатель Союза фронтовиков Солдатов. Следом за ним выступили ораторы-эсеры и меньшевики. Они призвали фронтовиков вооружиться и свергнуть "насильников-большевиков". Важно отметить, какую "истинную демократическую власть" они предлагали установить вместо большевистской: лозунгом момента становится призыв "власть Советам, а не большевистской партии". Видно, что оппозиционеры усвоили урок июньского противостояния, когда большинство рабочих не поддержали идеи организовать власть на принципах Учредительного собрания, а высказались за демократизацию Советов.
В разгар митинговых страстей власти решили как-то обозначить свою позицию. На митинг прибыли три конных милиционера. Понятно, что никакой угрозы толпе в несколько сот человек они представлять не могли, но зато вполне были способны сыграть роль дополнительного раздражителя. Так и получилось. Митинговавшие встретили разъезд конной милиции угрозами и бранью, а затем на милиционеров набросились и стали избивать их. Двоим удалось вырваться, а третьего, зверски истерзанного, толпа сбросила в пруд. После этого разгоряченные люди уже вряд ли были способны контролировать свое поведение. Начался самый элементарный погром. Примерно в 9 часов утра толпа митинговавших бросилась в заводские ворота и устремилась к поверочной мастерской, где хранились готовые винтовки с патронами. Практически в одно мгновенье стража была обезоружена, склад открыт и фронтовики начали вооружаться.
Одновременно с этим митинг шел на самом заводе у чугунолитейной мастерской. Выступали опять меньшевики, эсеры, офицеры. Лозунг "Власть Советам, а не партии" и здесь у рабочих имел успех. К цеху начали подходить уже вооруженные фронтовики. Часть рабочих тоже вооружилась — готовясь к восстанию, некоторые из них заблаговременно запаслись винтовками и хранили их у себя по домам. Подошедшие окружили находившихся на заводе большевиков и категорически потребовали от них освободить арестованных накануне своих товарищей. После того как завод был полностью оцеплен восставшими, большевиков заставили с него удалиться. Заречная часть города полностью контролировалась повстанцами. В руках большевиков оставалась лишь Нагорная часть Ижевска.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
