По-видимому, никто, кроме резко предубежденного Джека, не подозревал его в женитьбе по расчету. А разница в возрасте беспокоила Агату, ее сестру и близких лишь в одном отношении — боязнью навлечь на нее насмешки окружающих. Но чем больше боролась Мэдж против опрометчивого выбора сестры, тем решительнее боролась сестра за свой выбор. В этой борьбе она незаметно и себя убедила в его правильности: «Да, он намного моложе меня, но у нас так много общего. Он тоже не любит веселых вечеринок и танцев — с другим молодым человеком мне было бы трудно держаться на равных, но не с Максом. А по музеям я могу ходить не хуже любого другого, может быть, даже с большим пониманием и интересом, чем молодая женщина. Смогла же я обойти все церкви в Алеппо и даже получить от этого удовольствие». Действительно, что может быть тяжелее такого испытания!
А что двигало им? Делая предложение недавней знакомой на 15 лет его старше, руководствовался ли он естественными побуждениями или думал о перспективах своей научной работы, для которой полезным подспорьем станут гонорары известной писательницы? Она никогда не сомневалась в искренности его чувств, никогда персонажи ее романов, гоняющиеся за деньгами, ни в малейшей степени не напоминали Макса. И никогда она не делилась размышлениями о их жизни даже с Мэри Уэстмакотт. Очевидно, ее все устраивало, а как именно складывались их отношения — никого, кроме них, не касалось.
Они прожили вместе 46 лет, до ее смерти, — но овдовев, он очень быстро женился на давней знакомой, ровеснице и тоже археологе, Барбаре Паркер. Публика была шокирована, немедленно возникли предположения, что та всегда была его настоящей любовью, а женился он по расчету, пусть и во имя высоких материй (нечто похожее мир видел недавно во втором браке принца Уэльского). Но может быть, очень немолодой и серьезно больной человек, как большинство ученых беспомощный в обыденной жизни, просто нашел среди окружавших женщин ту, которая согласилась обеспечить ему привычный покой до конца его уже сочтенных дней? Следует иметь в виду, что археологи — люди, страстно увлеченные своей профессией (потому что никто, кроме страстно увлеченных людей, ее не выберет). В своей тяжелой, кропотливой и редко заметной работе они поддерживают себя искренней уверенностью, что являются наместниками Вечности на земле. Если что и связывало Макса и Барбару на протяжении десятилетий, так это взаимная любовь к археологии — все прочее меркло перед лицом Вечности. Если же муж и вправду иногда изменял жене, то, во-первых, это надо доказать, во-вторых, никто этого не знал, а в-третьих, так ли уж интересен муж, заведомо на это неспособный?
В сентябре 1930 года если кто и сокрушался о будущем и всеми силами старался расстроить предполагаемый брак, то это Мэдж. Она плакала, отговаривала Макса, раз уж сестра ее не слушала. Хуже всего казалось то, что Макс учился не просто в одном колледже Оксфорда, а прямо на одном курсе с Джеком! Тут уж и Агата была шокирована. Муж — ровесник племянника?! нельзя выставлять себя на посмешище приятелей Джека.
«— Это страшный риск.
— Для меня — нет. Можешь считать, что рискуешь ты. Но разве нельзя рискнуть? Если не рисковать, ничего и не получишь.
С этим нельзя было не согласиться. Я никогда не действовала, исходя только из соображений здравого смысла. Его слова успокоили меня: что ж, пусть я рискую, но рискнуть стоит, чтобы обрести человека, который сделает меня счастливой. Мне будет жаль, если ошибется он, но, в конце концов, это его решение и он принял его сознательно».
Снова она предоставила решение своей судьбы другому. А сама уступила. В сентябре они почти тайно поженились в Эдинбурге, ускользнув от всех репортеров, в присутствии только Розалинды и Карло с ее сестрой. Мэдж так и не смирилась с происходившим.
6
На самом деле, риска в браке не было. Стороны, безусловно, вступали в него без мысли о возможном разводе. Второй развод известной писательницы стал бы не сенсацией, а свидетельством дурного нрава и быстрее всего восстановил бы репутацию Арчи Кристи («ухитрился с нею двенадцать лет прожить!»). Маллоуэн же в тот год стал сотрудником Британского музея, учреждения крайне консервативного. В детективном романе Д. Фрома (псевдоним малоизвестной сверстницы Агаты Кристи англичанки З. Браун) инспектор Скотленд-Ярда как раз в 1932 году во имя спасения жизни предполагаемой жертвы серийного убийцы просит свое начальство открыть библиотеку Британского музея, где ему надо посмотреть старый журнал, посреди ночи (когда его осенила эта мысль) — и встречает дружный хохот. Что значит чья-то жизнь в сравнении с расписанием работы самого Британского музея?! Библиотека открывается утром ни минутой раньше установленного часа, а инспектор остается в анналах Скотленд-Ярда шутником, «который хотел открыть Британский музей ночью». Понятно, что положение разведенного лица в заведении с такой репутацией было бы ничуть не лучше, чем в Сити. И конечно, Макс не мог мечтать о преждевременной кончине жены даже при самых неблагоприятных для него предположениях о причине брака, — ведь она приносила ему в приданое не состояние, а талант и надежды на будущие гонорары!
По правде говоря, едва ли следует говорить всерьез о браке по расчету. Да, свадебное путешествие было придумано женихом, а оплачено новобрачной. Но устами богатой жены из «Смерти на Ниле» она осуждает стремление молодого мужа оплатить медовый месяц из своих скудных средств, отправившись в убогие условия затхлого угла. И в дальнейшем она, не уподобляясь собственным богатым и вредным героиням, сделала свои доходы общим достоянием, охотно тратя их на оплату работы и прихотей мужа. Такое положение кажется странным даже сейчас, тем более в то время. Но что ей было делать?., перестать творить и сесть на шею мужа-ученого?.. выйти замуж за биржевого короля, чьи доходы сопоставимы с доходами Королевы детектива? были бы читатели ей благодарны за такие решения? Если жена талантливо занимается делом, которое превосходно оплачивается, а муж имеет достойную и нелегкую, но хуже оплачиваемую профессию, — это не может его позорить и становиться проблемой в семейной жизни обоих.
Супруги Маллоуэн во многом подходили друг другу, что выяснилось уже в свадебном путешествии по Балканам и Греции. Оба были неприхотливы в том, что касается жилья и питания, оба готовы восхищаться красотами природы и древностями городов, оба обладали завышенным оптимизмом: она — по поводу погоды, он — по поводу предполагаемого расстояния до следующего ночлега. После мучительнейшего четырнадцатичасового перехода на мулах по горным дорогам Пелопоннеса она выла от боли и едва не пожалела, что вышла за него замуж! Но потом милостиво простила его в надежде на то, что он сумеет исправиться. Серьезно они расходились только в степени увлеченности античностью.
«Эпидавр показался мне особенно красивым, хоть именно там я впервые столкнулась с тем, что называют „археологическим сдвигом“. День выдался божественный, и я, вскарабкавшись на самый верх амфитеатра, сидела там, пока Макс изучал надписи в музее. Прошло очень много времени, он все не приходил. Наконец терпение мое лопнуло, я спустилась вниз и вошла в музей. Макс по-прежнему, распластавшись, лежал на полу, в полном восторге рассматривая там какую-то надпись.
