В признании Цезариона сыном Цезаря не было ничего нового. Однако пункт о наследстве для детей Антония и Клеопатры не мог быть составлен ни одним из римских юристов, так как иностранцы не имели права на наследство. Поэтому, возможно, этот пункт выдумал сам Октавиан для дискредитации противника. Пункт же о захоронении Антония в Египте не мог не вызвать очень отрицательной реакции в Риме, где снова оживились слухи (появившиеся во времена Цезаря), будто у Антония (как раньше у его предшественника) есть план переноса столицы в Египет.
Однако Антоний не был настолько глуп, чтобы хранить в Риме подобный компрометирующий его документ; не мог он и всерьез рассчитывать, что жрицы-весталки гарантируют его приватность. К тому же сам Антоний знал толк в использовании подобных документов – он сам подделал несколько бумаг, якобы найденных в архиве Цезаря после его убийства. Конечно, Антоний, возможно, и оставил завещание в храме Весты (Октавиан едва ли мог ссылаться на вымышленный документ), но содержание этого завещания было, очевидно, иным, чем представил Октавиан.
* * *
Зиму 32/33 года до н.э. Антоний и Клеопатра провели в Эфесе. Впервые со времен Александра Македонского весь ближневосточный флот был сосредоточен в одних руках. У Антония было 300 торговых и 500 военных судов, из которых 200 были построены в Египте. Клеопатра принимала также самое активное участие в снабжении армии Антония. Под командованием Канидия, военачальника главных сил, находились в это время 75 тысяч легионеров, 25 тысяч легких пехотинцев и 12 тысяч всадников.
Легковооруженная пехота, как и кавалерия, состояла в основном из уроженцев Востока. Две трети легионеров также были коренными жителями восточных провинций, чего в Риме прежде не случалось. Антоний, из-за противодействия Октавиана, не мог набирать людей для своих войск в Италии и вынужден был делать это в Малой Азии и Греции. Нельзя сказать, чтобы местные уроженцы были худшими бойцами, чем римляне. Но жители Греции и Востока не могли быть в такой степени, как римляне, верны римскому полководцу, если только не считали, что его интересы совпадают с их собственными. В этом случае эллинофильство Антония было очень кстати. При всем том Антоний считал нужным подчеркнуть, что все эти люди, будучи зачисленными в римскую армию, стали настоящими римскими воинами. Он велел отчеканить ряд золотых и серебряных монет со списками, номерами и символами всех 30 своих легионов, преторианской гвардии и подразделений разведчиков.
* * *
Эфес в это время входил в состав римской провинции Азии, но, подобно другим городам этого региона, прежде имел традиционные связи с державой Птолемеев. Начиная с 250 года до н.э. город этот некоторое время принадлежал царю Птолемею П. Клеопатра постоянно находилась вместе с Антонием и принимала участие во многих его делах. Ее часто видели на совещаниях, приемах, на пирах, где она сидела рядом с Антонием, а иногда она верхом объезжала город, или слуги носили ее по городским улицам в паланкине. Плутарх приводит рассказ Кальвизия, военачальника, близкого к лагерю Октавиана, отражающий те слухи о влиянии Клеопатры на Антония, которые распространялись в этих кругах:
«Кальвизий обвинял Антония в том, что он недостойно ведет себя под влиянием Клеопатры. Он подарил ей книги Пергамской библиотеки – двести тысяч свитков. Однажды во время пира он встал со своего места и помазал ей ноги миром, видимо побившись с кем-то об заклад на этот счет. Он позволял жителям Эфеса в его присутствии приветствовать Клеопатру как свою государыню. Далее, известно много случаев, когда Антоний, сидя на судейском месте, разбирал дела царей или князей, но, получив любовную записку от Клеопатры, начинал при всех ее читать. Был также случай, когда Фурний, человек больших достоинств и первый оратор Рима, пришел с ходатайством о своем деле. Но в это время Клеопатру пронесли в паланкине по рыночной площади, и Антоний, вскочив с судейского места и покинув судебное заседание, тут же стал ее сопровождать», (см. Плутарх. Антоний.) Плутарх сообщает, что Кальвизий, по общему мнению, любил сочинять истории. Однако этот рассказ передает психологическую атмосферу, сложившуюся тогда в Эфесе. Особенно напряженное положение возникло, когда ранней весной в Эфес прибыли консулы. Агенобарба все больше не устраивало особое положение, которое Клеопатра занимала при Антонии.
Хотя она пыталась польстить консулу, назвав его именем киликийский город Домитополь, он оставался единственным из приближенных Антония, никогда не называвшим ее царицей, а только Клеопатрой.
Другие республиканцы из числа сенаторов даже подумывали о том, что Агенобарб мог бы заменить Антония на посту главнокомандующего. Агенобарб не был готов к этому, однако он постоянно уговаривал Антония отослать Клеопатру из Эфеса, где находился главный штаб, с тем чтобы не раздражать многих представителей римской знати, которые терпеть не могли египетскую царицу. Однако у нее были и очень влиятельные сторонники среди римлян, в том числе военачальник Канидий. По его словам, «было бы несправедливо отказывать в праве участвовать в военных приготовлениях женщине, которая вложила в них столько своих средств. Кроме того, со стороны Антония было бы неразумно допустить снижение боевого духа египтян, которые составляли значительную часть его военных моряков. Наконец, Антоний не имел оснований считать, что Клеопатра по своим способностям ниже любого из царей, также участвовавших в подготовке похода. Напротив, она сама много лет правила большим царством и за время длительного общения с Антонием научилось от него многому, что требуется для ведения больших дел» (см. Плутарх. Антоний).
Враги Клеопатры, понятно, утверждали, будто она подкупила Канидия, чем и объяснялись подобные его отзывы. Но помимо него царица пользовалась поддержкой еще многих видных военных.
Антоний уже начал подумывать о том, чтобы отправить Клеопатру в Египет, но в конце концов возобладала точка зрения Канидия, и она осталась. Многие исследователи утверждали, что ее упорное нежелание уехать из Эфеса было вызвано непониманием силы ее противников – римлян, а потому являлось политической и военной ошибкой. Однако, если бы последующая кампания прошла иначе, никто бы не стал это утверждать; к тому же Канидий был прав в одном – низкий моральный дух египтян (а это было бы неизбежно в случае отъезда Клеопатры) не мог не нанести существенного ущерба армии в целом.
В такой обстановке Клеопатра решила, что следует удалить с авансцены ее главного врага на Востоке – Ирода Иудейского. Как и все правители, зависимые от Антония, Ирод должен был внести свой вклад в военные приготовления и со своей стороны выставил сильный военный контингент. Однако Клеопатра посоветовала Антонию отправить Ирода в поход против аравийцев из Набатейского царства, переставших платить египетской царице налоги (возможно, они выжидали, кто победит в гражданской войне). Но это было предлогом; в действительности же Клеопатра хотела устранить Ирода с дороги.
Для того чтобы Ирод не добился окончательного и единоличного господства над набатейцами, она послала туда также собственное войско под командованием Афиниона. Последний, как и сама Клеопатра, не любил Ирода и теперь, по мнению этого царя, только мешал ему воевать с набатейцами, хотя этот поход закончился вполне успешно.
