«Искусство войны учит нас полагаться не на вероятность того, что враг не наступит, но на нашу готовность противостоять ему; не на возможность того, что враг не будет атаковать, но на уверенность в том, что наше расположение недосягаемо»[40].
Сунь-цзы, Искусство войны. Вторая половина V века до н. э.Исторически валютная война включает девальвацию, проводимую странами, которые пытаются снизить свою систему издержек, увеличить экспорт, создать рабочие места и дать своей экономике толчок за счет партнеров. Впрочем, это – не единственное будущее валютной войны. Есть еще один сценарий, при котором валюты используются как оружие – в прямом, а не в метафорическом смысле, – чтобы навредить экономике соперников. Даже только угрозы вреда было бы достаточно, чтобы спровоцировать уступки соперников на геополитической арене битвы.
Подобные атаки осуществляли не только государства, но и террористы, преступные группировки, да и другие, не так уж сильно от преступников отличающиеся, «воины», включая специальные части, государственные инвестиционные фонды, силы и средства сбора разведывательной информации. Вспомним лишь кибератаки, саботаж и тайные операции. Эти финансовые маневры не были предметом вежливых обсуждений на встречах «Большой двадцатки».
Ценность национальной валюты является ахиллесовой пятой нации. Если валюта переживает спад, все остальное тоже рушится. Учитывая, что рынки на данный момент связаны через сложные стратегии продаж, основная их часть будет в какой-то мере существовать отдельно. Допустим, фондовая биржа может рухнуть, тогда как рынок ценных бумаг в это же самое время может оживиться. Рынок ценных бумаг может рухнуть из-за поднятия ставок процента, тогда как другие рынки по продаже ресурсов, включающих золото и нефть, в результате могут подняться до невиданных высот. Всегда есть способ заработать денег на одном рынке, даже если другой рынок рушится. Но зарубим себе на носу: биржи, рынки, товары, производные финансовые инструменты и другие инвестиции оцениваются в национальной валюте. Если разрушается валюта, разрушаются все рынки и нация в целом. Именно поэтому сама валюта является целью в любой финансовой войне.
К сожалению, специалисты в области национальной безопасности не уделяют достаточного внимания этим угрозам. Билл Гертц, репортер газеты «Вашингтон таймс», отмечает, что официальные лица, да и аналитики за пределами Белого дома говорят, что спецслужбы США, Пентагона и Минфина не изучают угрозы финансового терроризма и экономической борьбы США[41]. «Никто не хочет лезть в эти дела», – говорит один из представителей.
Общее представление о силах глобализации и государственном капитализме, новая версия меркантилизма семнадцатого века, в котором корпорации являются усилителями государственной власти, это шаг навстречу пониманию серьезных опасностей, которым подвергается сегодня мировая экономика. Угроза экономической борьбы может быть осознана только в контексте современного финансового мира. Этот мир обусловлен триумфом глобализации, подъемом государственного капитализма и живучестью терроризма. Экономическая борьба – одна из форм неограниченной борьбы, самый любимый метод людей с плохим оружием, но большими запросами.
Глобализация
Глобализация начала проявляться в 1960‑х годах, но до 1990‑х, точнее, до падения Берлинской стены, не была известна под этим именем. Хотя международные корпорации существовали уже десятилетия, новые глобальные корпорации были другими. Международные корпорации базировались в одной стране, при этом действуя за границей через филиалы. Они могли находиться в разных странах, но, где бы ни располагался филиал, национальная принадлежность его корпорации соблюдалась неукоснительно.
Новые глобальные корпорации были именно глобальными. Они не соблюдали национальной принадлежности и создавали новое лицо корпорации как глобальный бренд – вне зависимости от национальности. Решения по поводу расположения заводов, центров‑дистрибьюторов и выпуска акций в национальной валюте основывались на обсуждении стоимости, логистической информации и дохода вне зависимости от страны происхождения.
Глобализация развивалась не с помощью некой новой политики, но с помощью избавления от старых политических курсов. С конца Второй мировой войны до конца холодной войны мир был разделен не только железным занавесом, разграничивающим коммунистов и капиталистов, но также и ограничениями, поставленными самими капиталистами. Эти ограничения включали контроль капитала, что затрудняло свободные инвестиции вне границ государств, и налоги на трансграничные платежи. Биржи ограничивали членство для местных фирм, а большая часть банков была закрыта для иностранных инвесторов. Судьи и политики склоняли счет в пользу местных, а ужесточение прав на интеллектуальную собственность было в лучшем случае неравномерным. Мир был дискриминирован, фрагментирован и дорог для компаний с международными амбициями.
К концу 1990‑х годов эти границы в основном исчезли. Налоги были снижены или устранены международными договорами. Контроль за капиталом был ослаблен, стало проще перемещать фонды на другие рынки. Подвижность рабочей силы улучшилась, а изменение гражданских прав стало более предсказуемым. С фондовых бирж было снято государственное регулирование, и они распространились за границы, чтобы впоследствии создать глобальную систему. Распространение Евросоюза и в политическом, и в экономическом плане создало богатейший мировой рынок, а создание евро уничтожило бесчисленные обмены валют. Россия и Китай стали развиваться как предкапиталистические общества, заимствуя новые глобальные нормы с Запада. Экономические и политические ограничения стали исчезать, в то время как благодаря технологиям упрощался процесс коммуникации и повышалась производительность. С финансовой точки зрения теперь в мире не существовало границ, и он двигался к тому, что легендарный банкир Уолтер Ристон пророчески назвал «сумерки суверенитета».
