– Он шагнул сквозь время, – дрожащим от ярости голосом произнес Эразмус.
– Что? Нет! – Я не хотела верить своим ушам. – Это невозможно.
– По всей видимости, не для господина Гримстидса, вернее, Мастерса.
– Вы же сами говорили, что это невероятно опасно, если человек болен, или не в себе, или принужден…
– Так и есть.
– Тогда вы наверняка ошибаетесь!
– Элизабет, я собственными глазами видел! Ради всего святого, женщина, как я мог ошибиться?!
Времени на мучительные размышления у нас не было – со стороны Бэтком-холла донеслись крики и стук копыт.
– Они нас догонят! – Уильям заставил нервную лошадь шагнуть ближе и торопливо заговорил: – Бесс, спасайся. Пусть Эразмус отвезет тебя в безопасное место. Вы успеете.
– Нет, Уильям. Мы должны держаться вместе.
– Нет. Сейчас темно, а эти люди, подобно псам, будут гнаться лишь за тем зайцем, который у них перед носом. – Уильям умолк, и от его взгляда у меня едва не разорвалось сердце. – Я тебя больше не подведу, Бесс.
И, не дав мне ответить, он развернул лошадь.
– Уведите ее, Эразмус! – бросил Уильям через плечо. – Пусть она живет!
С этими словами он хлестнул лошадь поводьями, заставляя ринуться вперед, в темноту, и продолжил что-то кричать на ходу.
Уловка сработала. Показавшиеся на вершине холма всадники с факелами заметили Уильяма и бросились в погоню.
Эразмус выслал лошадь в кентер в противоположном направлении.
– Его нельзя бросать! – с болью воскликнула я.
– Мы должны спешить. Он долго не продержится, – ответил Эразмус.
– Его повесят! Он умрет!
– Тогда давайте не будем тратить драгоценное время, которое он оставил нам в дар.
По щекам покатились слезы. Я как можно крепче прижалась к Эразмусу, чтобы лошади было легче нести нас двоих. Сердце разрывалось от боли за Уильяма и беспокойства за Теган. Она вновь исчезла прямо на моих глазах! И даже ее собственная поразительная магия не сумела ей помочь. Гидеон сработал слишком быстро и непредсказуемо. Судя по словам Эразмуса, Теган в страшной опасности – ее перенесли сквозь время без подготовки и против воли. И если Теган жива, то куда Гидеон ее утащил? Сможем ли мы за ними последовать?
Мы все скакали прочь от леса, через луга и поля, мимо руин дома моей семьи, к самой южной точке уголка графства Дорсет, где я познала столько горя. Эразмус пустил лошадь шагом, а затем и вовсе остановил на вершине скалы. Он спрыгнул со спины усталого животного, затем помог спешиться и мне. Бока лошади тяжело вздымались, от тощего тела валил пар. Ночная темнота уже начинала отступать – занимался мягкий летний рассвет. Я отошла в сторону, не желая, чтобы Эразмус видел мое горе. Да, он поступил так, как приказал Уильям, но я все равно страстно жалела, что все не обернулось иначе.
Темная морская вода поблескивала в ожидании теплых лучей солнца. Когда-то давно я стояла на том же месте в отчаянии, когда мой мир рухнул, разбился на тысячи крошечных кусочков. Я потеряла все – но выжила. Продолжила свой путь, шагнула навстречу судьбе и стала ведьмой и целительницей, познала любовь, обрела Теган. И сейчас я не собиралась сдаваться. Путь есть, я его найду. Иначе жертва Уильяма окажется напрасной.
Подошел Эразмус. Он не стал меня касаться, искать слова утешения – и я была ему за это благодарна. Меня достаточно утешало, что он просто рядом. Эразмус глядел вдаль, на дремлющий океан, и ждал, пока я произнесу то, о чем думала.
– Вы сумеете? У вас получится их найти?
Он кивнул.
– И мы сможем за ними последовать?
– Да. Иначе времяход из меня был бы весьма неважный.
Я вздохнула, пропитывая саму душу теплыми лучами рассвета.
– Замечательно. Тогда начнем.
Часть третья
18
Лондон, 1851 год
От такого приятного сна не хотелось просыпаться. Меня окутывала соблазнительная дрема, зовущая обратно в свои мягкие объятия. И все же я знала, что должна открыть глаза, ведь под ненавязчиво убаюкивающей темнотой скрывалась волна тревоги. Что-то такое, что необходимо сделать. Человек, который во мне нуждался. Мои веки оставались сомкнутыми, но под ними развернулась сверкающая фантасмагория. Передо мной кружились лица, мешанина из цветов, одеяний и тел. Я знала этих людей? Они настоящие или же просто призраки, порожденные смятенным разумом?
Кто-то позвал меня по имени. Спокойный, настойчивый голос.
– Элизабет? Элизабет, вы меня слышите?
Мою руку обхватили теплые ладони.
Я наконец открыла глаза. Эразмус смотрел с беспокойством, однако, как только я начала просыпаться, он вновь повеселел. Я попыталась заговорить, и он тут же зашикал и поднес к моим губам стакан воды. Я жадно отпила, вдруг ощутив сильнейшую жажду.
– По чуть-чуть, – предупредил Эразмус. – После такого огромного прыжка лучше какое-то время пить маленькими глотками.
Он отставил стакан, продолжая держать мою ладонь в левой руке. Прикосновение меня успокаивало. Нет, не только… Осознание меня смутило; я поспешно высвободилась и кое-как села на обитой красным бархатом кушетке.
– Где мы?
– Дома. То есть, у меня дома. Мы в Лондоне.
Эразмус обвел комнату широким жестом. О, что это была за комната! Высокий полоток, как в домах начала Викторианской эпохи. Сквозь два вытянутых, обрамленных парчовыми шторами окна струились яркие лучи солнца. Несмотря на немалые размеры, помещение не казалось чересчур огромным, ведь каждый его дюйм был чем-то занят. Я увидела еще пару бархатных кушеток с подушечками и клетчатыми пледами, несколько потертых кожаных кресел, расставленных с оглядкой на падающий свет, между окнами – широкий стол со стопками бумаг, чернильницами, промокашками и прочими письменными принадлежностями, а также придвинутым стулом. На дощатом полу лежал старый, но по-прежнему красивый персидский ковер, а с потолка свисали два внушительных латунных фонаря. А самым поразительным в этой комнате было количество и разнообразие книг. Здесь хранилась самая настоящая библиотека. Уставленные полки занимали три стены. Маленькие столики ломились от веса кожаных фолиантов. Всю комнату пронизывал особенный запах книг, бумаги, кожи, даже самих слов.
В голове начинало проясняться.
– Какой сейчас год? – спросила я.
– Тысяча восемьсот пятьдесят первый. Лето. По всей видимости, очень жаркое.
– Но это верный год? В смысле, мы прибыли в то время, где сейчас Теган?
Я потерла виски, силясь развеять окутывающий мысли туман. Расклеиваться некогда. Гидеона в таком состоянии не одолеть.
