Джинджер повеселел.
— Давай, а когда?
— Можно после школы, на речке.
В укромном месте на берегу они уселись перед большим кустом, который должен был представлять собой обвиняемого. Вильям назначил себя судьей, а Джинджера — главным свидетелем.
Вильям обратился к кусту со всей строгостью.
— Вы преступник, — сказал он, — и закон должен вас покарать. Вы украли ценный игзимпляр гусеницы у этого мальчика?
Куст казался поникшим и удрученным.
— Он украл? — повернувшись к Джинджеру, спросил Вильям.
— Да, да, сэр, — ответил Джинджер.
— В военно-полевом суде не говорят: «да, сэр», — сказал Вильям немного раздраженно. — Так говорят только на кораблях. А в военно-полевом суде надо отвечать: «да, ваша честь».
— Почему? — спросил Джинджер.
— Неважно почему. Говори…
— Да, ваша честь, — сказал Джинджер.
— Вы украли редкую гусеницу у этого мальчика, — опять обращаясь к кусту, сказал Вильям, — и вы заключили его в классную комнату, в то время как ему полагалось быть на игровой площадке, и вы… Что еще он сделал, Джинджер?
— Он назвал меня полным идиотом, — сказал Джинджер.
— Это ужасно! — с важным видом произнес Вильям. — Он употребил именно эти слова?
— Да, да, ваша честь, — подтвердил Джинджер. — И он сказал, что я безмозглый и что веду себя как орангутанг.
— Ну, в сравнении с орангутангом нет ничего плохого, — заметил Вильям. — Я видел эту обезьяну в зоопарке. Она вела себя вполне разумно.
— Если ты собираешься принять его сторону… — запальчиво начал Джинджер.
— Нет, нет, — поспешно заверил его Вильям. Он сердито нахмурился и опять обратился к кусту: — Вы преступник, и вы признаетесь виновным в краже ценной гусеницы, и в противозаконном заточении мальчиков, и в использовании бранных слов по отношению к ним. У вас есть что сказать в свое оправдание?
Куст хранил молчание.
— Знаю, что сказать вам нечего, да я и не стал бы вас слушать. Я приговариваю вас к…
В этот момент из-за куста показалось чье-то незнакомое лицо, узкое, с блестящими чуть раскосыми глазами, взъерошенными, с проседью волосами и насмешливым ртом.
— Что тут происходит? — спросил незнакомец. — Судебное разбирательство?
— Военно-полевой суд, — холодно ответил Вильям. — И это наше дело.
— Прошу прощения, что вмешиваюсь, — сказал человек, — но, кажется, вы уже почти закончили. И каков приговор?
— Ну, — сказал Вильям неуверенно, так как его планы не простирались далее самой процедуры суда, — мы можем подвесить его за ноги на дерево.
— Нет-нет, — сказал человек. — Это слишком заурядно. Наказание должно соответствовать преступлению. Пусть он собирает с капусты гусениц, пока ни одной не останется в округе. А потом его надо выставить в клетке в зоопарке, кормить изъеденным клещами сыром, и пусть все мальчишки над ним потешаются.
Вильям усмехнулся.
— Да, хорошо придумано.
Он заглянул за куст, чтобы получше разглядеть инициатора этих предложений, и увидел невысокого мужчину в шортах, в потертом твидовом пиджаке, сидящего на траве. Рядом с ним стоял рюкзак.
— Я как раз собирался попить чаю, — сказал человек. — Присоединяйтесь. У меня много всякой еды, потому что я не делал остановки на ланч. Только выпил пива, съел ломтик хлеба с сыром в пабе — и вперед!
— Большое спасибо, — сказал Вильям, огибая вместе с Джинджером куст. — Вы очень добры.
— Очень добры, — сказал Джинджер.
— Садитесь, садитесь, — сказал человек. Он открыл рюкзак и достал несколько больших пакетов. — Моя хозяйка — натура широкая. Тут много всего.
И действительно: булки с сосисками, сэндвичи, пирог, яблоки, печенье…
— Налетайте, — сказал мужчина.
Они последовали его призыву.
— Вы тут живете? — спросил Вильям.
— Нет, я путешествую. Я считаю, что октябрь — самый лучший месяц для пеших походов. Этих мест в моем маршруте не было, но, когда я обнаружил, что нахожусь всего в нескольких милях отсюда, мне захотелось побывать здесь. Понимаете ли, я учился в здешней школе. Вы, я вижу, — он взглянул на их форменные галстучки, — посещаете то же самое образовательное учреждение… Полагаю, там теперь все по-другому. Я посмотрел на школу только снаружи, когда проходил мимо. Счел, что не стоит заходить внутрь… Но, услышав ваше судебное разбирательство, я не смог не заинтересоваться. Сразу всплыл в памяти военно-полевой суд, который мы устроили в мои школьные годы. — Он помолчал немного, потом улыбнулся. — Ну и история была!
— Расскажите нам, — попросил Вильям, жуя булку с сосиской.
Человек раскурил трубку.
— Ну, как я уже сказал, та еще была история… У нас было тайное общество. Полагаю, у вас тоже есть тайное общество. — Вильям кивнул. — Нас было шестеро. У всех были засекреченные имена. Сплошная тайна. Мы собирались в пещере, в той, что высоко на срезе карьера неподалеку от Марли. Перед входом в нее рос куст. Непросто было туда вскарабкаться, скажу я вам. Все держалось в строжайшем секрете. У нас были клятвы, устав и всякое такое. У одного мальчишки была кличка Боров. У него были маленькие глазки и маленькие заостренные уши, как у поросенка. Меня называли Живчик, не помню только почему… Противный был этот Боров, но втирался в доверие, подлизывался и так или иначе обводил вокруг пальца. А между тем стали пропадать деньги из карманов, перочинные ножики и прочее из парт и шкафчиков. Ну, мы установили наблюдение и поймали за этим Борова… Берите пончики, они выглядят аппетитно.
— Спасибо, — сказал Вильям. — Очень аппетитно.
— Конечно, нас потрясло, что вором оказался член нашего тайного общества. На следующий день мы собрались в пещере, устроили над ним военно-полевой суд и решили, что он должен подписать признание своей вины, и если он прекратит воровство, то ничего не скажем директору школы, а если нет, то покажем директору это признание. Конечно, из тайного общества мы его исключили… Попробуйте это шоколадное печенье.
— Спасибо, — сказал Джинджер.
— Я уже пробовал, — сказал Вильям. — Очень вкусное. Возьму еще. А что было потом?
Человек усмехнулся.
— Когда мы выбирались из пещеры, Боров решил сыграть со мной одну из своих «шуток» — толкнуть вниз, на камни, но я предугадал это и отступил в сторону, так что он сам и упал. И треснулся о камень, расшиб голову. Ему наложили швы, и больше недели он провалялся в постели. Как бы то ни было, а тайное общество перестало существовать.
— Почему? — спросил Вильям.
