Дверь открылась, и вспотевший контингент стал вываливаться из бункера.
А на улице творилось черт знает что. Гремел гром, извилистыми полосками на черном небе сверкала молния. Под порывами ветра трещали деревья, мотая ветками во все стороны. И вдруг все стихло. И сквозь эту тишину сначала тихо, а затем все громче и громче застучал по крыше дождь. Нагретый за день асфальт парил. Цветы подняли головки, впитывая небесный нектар. Большие капли постукивали в окно, струйками стекали по стеклу и дальше на пол с открытой двери балкона.
Сема крепко спал, и ему снился сон. За окном шумела гроза. В его палате на его кровати в противогазе лежал мужчина, а рядом сидела красивая, роскошная женщина и помечала в разрозненных листах то, что говорил муж.
– … как только она отойдет, рыжий должен сказать ей вдогонку, но тихо, как бы между прочим: «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавистный прокуратором город… Пропал Ершалаим, великий город…»
Скрипнула балконная дверь. Мужчина попытался приподнялся, но острая боль вернула его обратно.
Женщина встала и подошла к двери.
Дверь балкона сама по себе открылась. За ней появился неразличимый силуэт.
– Кто там? – превозмогая боль, спросил мужчина.
– Из «Товарищества».
– Да, – сказал гость, войдя в противогазе и белом плаще. Он подошел и сел на край кровати. – Ну, и какую «благую весть» ты еще нацарапал?
– Леночка, открой шторы, плохо видно. Вы из Большого театра? Я больше не пишу.
– Это хорошо. Главное, чтобы противогаз хорошо сидел. Душно. – Он встал, скинул белый плащ с красным, кровавым подбоем, под которым обнаружилась черная кожанка, подошел к столу и взял Семину тетрадку. – Еще один «апостол» нашелся, – он с остервенением стал рвать тетрадь, бросать листы на пол, топтать до блеска начищенными сапогами. – Как я вас всех ненавижу. И постановление есть, и сажаем, и распинаем, и отстреливаем, а они все пишут и пишут. Все же просто: сел – написал, написал – сел. Ну, смотри, – он погрозил кулаком куда-то вверх, вероятно, туда, где находился Сема, – не будет покоя ни тебе, ни твоему роду.
Сверкнула молния, загремел раскатисто гром.
– Пора! – заметался беспокойно гость.
– Постойте! – чуть приподнявшись, спросил мужчина. – А вы его отпустили?
– Я что, иудей? – оскалился гость.
– А где он?
– Вот, – ответил гость и указал на балкон. За оконным стеклом бился белый голубь.
Сема открыл глаза. Сел на постель и с тревогой оглянулся. Затем вскочил и подбежал к столу. Открытая тетрадка лежала на месте. На незаконченной странице в конце стояла незаконченная, написанная Семой фраза «Что есть истина…». Сема захлопнул тетрадку, прижал к груди. Где-то сильно загремело. Блеснула молния.
– Гроза! Сейчас начнется гроза! – раздался голос с хрипотцой, от которого у Семы вздрогнуло сердце. Перед ним вся трепещущая от возбуждения стояла санитарка. – Надоело, как мне все надоело. Всех к чертовой матери, – и вдруг, дико усмехнувшись, распахнув халат, стала медленно приближаться к Семе, отчего на него сразу повеяло ледяным холодом. – Дай-ка я тебя поцелую, – нежно сказала она. Загорелись зеленые огоньки в ее глазах и растворились в блеске сверкнувшей молнии.
Дверь распахнулась, и в комнату вбежала взволнованная сестричка Катюша.
– Ничего, ничего! Все хорошо. Не беспокойтесь, Симеон Иванович, все пройдет, – она нежно взяла его за плечи, подвела к кровати и уложила в постель. Гроза бушевала все сильней и сильней. Сестричка Катюша подошла к окну, закрыла балконную дверь. Где-то загремело. Дождь лил как из ведра.
Кооператив дремал, и только отблеск фонарей освещал чисто убранную аллею со спящими цветами на ухоженных клумбах. В одиноком слабо освещенном окне горела настольная лампа, рядом с лежащим на кровати Семой сидела сестричка Катюша и что-то беззвучно напевала, поглаживая его по голове и убаюкивая, словно ребенка.
Сема не спал. Он лежал на кровати с открытыми глазами и смотрел в потолок, находя в игре света и тени чтото мистическое, что возвращало его в прошлую жизнь, о которой он догадывался, но никак не мог восстановить в памяти. Где-то он был, что-то видел, но где и что, было недоступно. Единственное, что он чувствовал, так это то, что его душа то расцветала от радости, то сжималась от горького разочарования.
За стеной послышалось какое-то бормотание. Он прильнул к стене и прислушался. Женский голос читал:
– « …и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всеми силами твоими. И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем; и внушай их детям твоим и говори о них, сидя в доме твоем, и идя дорогою, и ложась, и вставая», – чтение прерывалась негромкими рыданиями.
В дверь соседней «кельи» постучали, и молодой голос сестрички Катюши вежливо и тихо попросил:
– Мария Николаевна, дорогая, успокойтесь, вы разбудите соседей.
Мария Николаевна, соседка Семы, Машенька, так ее называли товарищи, была крепенькая старушка преклонного возраста, в прошлом, если верить слухам, то ли из графьев, то ли из князьев, непонятно каким образом выжившая в период становления советской власти. Это действительно была интеллигентная, тактичная, милая, очень образованная дама, знающая французский, английский, немецкий языки, но глубоко несчастная, потерявшая всех родных, близких. На этом празднике жизни оказалась лишней и брошена своим правнуком на произвол судьбы. Она очень переживала свое безрадостное положение и всю душу изливала в молитвах, находя радость в общении с Богом. Все знали, но не придавали этому значения, так как очень уважали ее и сочувствовали ей.
– С кем она разговаривает? – спросил Сема сам у себя.
– Не напрягайтесь, милейший Симеон Иванович, – услышал он голос Деница. В кресле у окна, освещенный лунным светом, сидел человек в черном плаще с капюшоном, закрывающим лицо. – Она разговаривает с Богом, это молитва, а когда Бог разговаривает с вами – это schizis phrenus. История человечества преподнесла великое множество и разнообразие религий. Нет ни единой страны, ни единой цивилизации, где бы религия не оставила свои следы. А как вы думаете, что есть религия?
– Власть, призванная управлять сознанием человека к послушанию и покорности.
– Запомните, – строго сказал Дениц, – без власти человек не может существовать. Власть – это ЗАКОН, «Dura lex, sed lex», «Закон суров, но это закон», который надо соблюдать для нормального функционирования государства. Нарушение закона разрушает мир и ведет к катастрофе, перед которой человек бессилен и никакой технический прогресс, никакая научная революция не спасет вас. Поэтому – религия нужна.
– Один из ваших богословов хорошо сказал: «РЕЛИГИЯ – это опознания Бога и переживания связи с Богом», – включился в беседу Михаил, появившийся из-за спины Семы. – Религия – это особая форма понимания мира. Суть религии связана с духовной жизнью человека, стремлением познать Божественную истину.
