— Уйди! — отчаянно выкрикнула Даша.
— Чушь и бред! — провозгласил Зигфрид выспренно. — Ты хочешь меня не меньше, чем я тебя!
Самое страшное заключалось в том, что он был прав: Дашу накрыла вторая волна похоти, вызванной чекерским гашишем. Девушку аж корежило от неуемного вожделения.
— Давай снимем штанишки, киска! — Зигфрид навалился на нее сверху.
Она боролась с ним изо всех сил, но главная борьба происходила внутри Даши: борьба с диким желанием подчинится воле парня и собственному буйному влечению, вновь испытать позорное, но ослепительное наслаждение. Только призрак коллектора, куда Люпус непременно сбросит любовницу в случае ее измены, удерживал Дашу на краю пропасти.
Однако Зигфрид легко побеждал слабеющую, раздираемую внутренними противоречиями женщину. Даша поняла: еще несколько секунд — и непоправимое свершится.
— Гриша! Гриша! — закричала она надсадно, срывая связки.
— Зачем тебе Гриша, когда есть я?! — хохотнул Зигфрид, так и не осознав, что пытается изнасиловать возлюбленную Люпуса. Однако Люпус, который почему-то в значительно меньшей степени, чем остальные бандиты, утратил возможность мыслить, тотчас сообразил: Даша, его обожаемая Дашенька взывает о помощи! Вскочив с очередной проститутки и застегивая на ходу штаны — снимать их он и не думал, — Гришка устремился на зов.
Брата Люпус узнал сразу — по блондинистому парику. Но даже Зигфриду Гришка не мог позволить прикоснуться к своей богине! Он лишь чуточку помешкал, желая убедиться, что самого страшного не произошло, ситуация обратима и что Даша совершенно искренне, отнюдь не ломаясь и не кокетничая, отбивается от наседающего парня. А убедившись в этом, Люпус одним пинком тяжелого десантного башмака сбросил Зигфрида с девушки.
Впрочем, пинок был очень хорошо рассчитан: Гришка ничуть не покалечил брата, а только отшвырнул.
В бешенстве Зигфрид вскочил как ужаленный:
— Ты что себе позволяешь?!
— А ты что себе позволяешь, брательник?! — выкрикнул Люпус в ответ. — Ты сечешь, кого чуть не оттрахал?! Ты Дашку мою чуть не оттрахал, врубаешься?!
Зигфрид тряхнул головой. На минуту наркотический морок отпустил его.
— Ой, Гриня! — вымолвил бандит удивленно. — Так это Даша?! Прости, брат, не узнал я ее!.. Вижу — баба, а какая — не вижу… Веришь?!
— Верю, — кивнул Люпус. — Чекерский гашиш — штука суровая, особенно по первяку…
— Давай обнимемся в знак примирения! — высокопарно, с патетичным надрывом предложил Зигфрид.
Близнецы обнялись.
— Вон девка свободная! — указал Гришка Зигфриду, когда они расцепили объятия. — Ступай, утешь самочку…
Тот кивнул и направился к томящейся сладострастием шлюхе.
Люпус протянул Даше руку.
— Идем, отправлю тебя отсюда. Довольно тебе на сегодня.
— Сволочь ты последняя! — всхлипнула Даша, вставая и застегивая наконец свои джинсы.
— Сама ты дрянь! — рявкнул Гришка. Его глаза опять помутнели от похоти: чекерский гашиш продолжал действовать, Люпус еле себя сдерживал. — Сама напросилась на нынешний визит сюда! Ладно, завтра поговорим! Пошли!
Он схватил ее за кисть и поволок к выходу.
Во дворе скучали пятеро парней Варлама и сам Варлам. Они несли вахту, охраняя веселящуюся братву. Все эти шестеро являлись активными гомосексуалистами и девочками не интересовались совершенно. Блатные не осуждали за это варламовских «пацанов»: тестомесы — они и есть тестомесы, не позорно, по воровским понятиям… Но именно нетрадиционная сексуальная ориентация помешала команде Варлама принять нынче участие в общем веселье: нечего было делать пидорам на оргии натуралов.
А охранять сегодняшнее мероприятие Варлам вызвался сам, хотя по существующему в группировке порядку «нести вахту» в этот раз должна была другая бригада. Но Варлам сказал Гришке:
— Другие пацаны завидовать вам начнут, отвлекаться. А моим ваши телки по барабану, мы сохраним бдительность.
— Да на хрена особо бдить-то? — усмехнулся тогда Люпус.
— Мало ли… — возразил Варлам. — Вы все обдолбанные будете. А чекерский гашиш — штука крутая, по первому разу мозги начисто отшибает, ты сам говорил. Это ты его уже пробовал, когда покупал у чекерцев, а остальная братва — нет… Все же невменяемыми будут… Бери вас тогда голыми руками!
И вот теперь Варлам бдил. Предан он был Люпусу, как собака: тот спас его от судьбы лагерного петуха, и отныне жизнь Варлама, по его собственному мнению, целиком принадлежала Гришке…
— Варлам! — позвал Люпус, выйдя из заводского корпуса.
— Да, шеф?! — подскочил бригадир.
— Отвезешь Дашу домой! — приказал Гришка. — Проводишь до дверей квартиры. Постережешь на улице до утра, посидишь в машине. Головой мне отвечаешь за девчонку, ты понял?!
— Понял, босс! — гаркнул бандит.
Никому, кроме убежденного гомика Варлама, доверить свою пожираемую похотью красавицу Гришка сейчас не решился бы…
…Оставшись дома одна, Даша не могла найти себе места. В ней клокотала, бурлила, кипятком обжигала изнутри беспощадная плотская страсть. Мутнело в глазах, в мозгу теснились самые грязные и оттого казавшиеся наиболее сладкими сексуальные фантазии. От нестерпимого своеобразного зуда в гениталиях, в сосках, во всем теле хотелось выть, кричать, биться головой о стену. Порой Даше казалось: она сию минуту сойдет с ума, если немедленно не появится самец, способный обеспечить ей разрядку. Но сразу же вспоминалась сегодняшняя оргия, сладострастная пена на губах шлюх, нечеловеческие лица мужиков… и Дашу колотило от гадливости.
«Нет, так нельзя, так я точно свихнусь! — подумала Даша в отчаянии. — Сволочь Гришка! Втравил меня в эту мерзость и бросил тут подыхать одну! Надо хоть как-то разрядиться! Хоть самой…»
Она запустила ладонь между бедер. Раньше, даже в подростковом возрасте, несмотря на весь свой темперамент, Даша никогда не позволяла себе рукоблудия: стыдилась, саму себя стыдилась. Теперь решила попробовать…
Однако эксперимент не удался: то ли сказалось полное отсутствие опыта самоудовлетворения, то ли Даше помешало мучительное ощущение, что она совершает нечто позорное. Так или иначе, а девушка только измучила себя, не добившись ничего, кроме острого приступа ненависти к собственной плоти, к собственной личности…
Безумие приблизилось к Даше вплотную.
«Гришка прав, ты просто блудливая сучка, грязная похотливая тварь! — шептало ей безумие. — Ты сейчас готова отдаться первому встречному! Ты и раньше, без всякого чекерского гашиша, готова была отдаться первому встречному смазливому мужику! И не делала этого только потому, что боялась Люпуса, боялась его мести, боялась коллектора! Один лишь страх удерживал тебя от превращения в покорную подстилку для любого, кто захочет твоего тела и хоть чуть-чуть тебе приглянется! Ты животное! Бесстыжее, жадное до скотских удовольствий животное! И ты всегда являлась таковым животным! Разве подобная дрянь достойна жить?! Недостойна! Недостойна! Недостойна!»
