— Англичанин, — пробормотал он, — твое время кончилось. Прощайся с жизнью!
В первый момент Джаз был ошеломлен. Мотоцикл! А он сбился с ног, пытаясь обогнать его пешком. Задача состояла в том, чтобы превратить преимущество Вотского в его уязвимое место. Однако Джаз за время своего пешего похода успел сделать пару наблюдений относительно физики Врат. Теперь он решил, что знает ответ на задачу.
— Ладно, Иван, — тихонько пробормотал он, — теперь мы посмотрим, на самом ли деле ты такой хитрый, каким сам себя считаешь.
Вотский приближался, добавлял газу и наконец добрался до скорости в шестьдесят миль, так что его начало подбрасывать в седле. Дорога была ровной и гладкой, но несмотря на это, целиться из автомата было нелегко. Тут можно было полагаться только на случай. Но на его стороне был элемент неожиданности или по крайней мере — шока. Интересно, что сейчас думает англичанин, когда на него летит ревущая машина?
"Он находится менее чем в полумиле от меня, — думал Джаз. — Еще тридцать секунд.” — Он встал на колено, развернулся боком, чтобы уменьшить площадь прицеливания, и направил автомат на Вотского. Нет, он не собирался застрелить его — просто хотел заставить немножко понервничать.
Еще четверть мили, и лицо Вотского стало различимым — оно отражало всю ненависть человека, рвущегося в атаку. Но... неожиданно его цель уменьшилась, потому что человек встал на колени. Одновременно Вотский заметил наконец необычный пейзаж по другую сторону Врат. На какое-то мгновение это потрясло его, но он тут же снова сосредоточился на своей главной задаче: загнать этого британского ублюдка до смерти! Он начал работать коленями, перекидывать вес тела вправо и влево, заставляя мотоцикл слегка вихлять. Одновременно он начал стрелять одиночными выстрелами в направлении Джаза.
Находившийся в ста пятидесяти ярдах от него Джаз стоял под огнем. Он даже не снял оружие с предохранителя, не загнал патрон в ствол. Казалось очевидным, что этот безумный русский собирается просто сбить его; Вотский рассчитывал на то, что Джаз все-таки испугается и побежит, пытаясь убраться с пути машины. У Джаза, однако, были по этому поводу свои соображения. Наконец он снял автомат с предохранителя, передернул затвор, прицелился и... стал ждать. Потому что, если только он был прав — стрелять было бесполезно.
На расстоянии пятидесяти ярдов Вотский перешел на огонь очередями, и вокруг Джаза возникла малоприятная атмосфера. И уже в самый последний момент он резко нырнул в сторону. Мотоцикл Вотского пролетел рядом с ним; водитель положил его в крутой поворот и... машина задрала переднее колесо и выбросила водителя из седла!
Машина и водитель покатились в разные стороны, а Джаз неспешно пошел по направлению к ним. Чудесным образом Вотский, закончив кувыркаться и переворачиваться, оказался практически не пострадавшим. “Земля” здесь была, очевидно, какой-то другой. Он получил несколько синяков, а рукав боевого комбинезона на локте был разодран, но этим и исчерпывался список потерь. Пошатываясь, он встал и, не веря своим глазам, уставился на англичанина, который находился от него примерно в пятнадцати шагах и шел к нему.
— Привет, Иван! — окликнул его Джаз. — Я вижу, ты добрался сюда без проблем.
Вотский схватил свое оружие, убедился в том, что оно исправно, и навел его на приближающегося врага. Почему этот гнусный ублюдок продолжает ухмыляться? Из-за этого дурацкого падения? Ему это показалось смешным? У машины, должно быть, лопнуло колесо или еще что-то, но у этого Симмонса явно что-то лопнуло в голове! Он даже не пытается защищать себя; он просто держит автомат в руках и идет вперед, как ни в чем не бывало.
— Англичанин, ты уже мертв! — крикнул ему Вотский. Он умышленно взял низкий прицел — изуродовать бедра, пах и живот этого парня — и нажал на спусковой крючок. Переключатель стоял на автоматическом огне. Он успел сделать три выстрела перед тем, как палец его соскользнул со спускового крючка, а произошло это потому, что автомат изо всех сил ударил его в грудь и бросил на землю. Вотскому казалось, что грудная клетка вдавилась в легкие и все его ребра переломаны. Возможно, и в самом деле одно-два ребра сломались. Лежа, ощупывая себя, скрежеща зубами и постанывая от боли, он глядел на Джаза. Где-то посередине между ними отчетливо были видны три пули, лежащие на “полу”. Автомат выстрелил их в том смысле, что они вылетели из ствола, но не особенно далеко. А результатом этих выстрелов было три мощных удара подряд, которые можно было сравнить с ударами лошадиных копыт — такого не выдержало даже массивное тело гиганта-русского.
Вотский сделал попытку потянуться за валяющимся и еще дымящимся автоматом, но тот лежал в той стороне, с которой приближался Джаз, что было неудачно. Он напрягся сильнее, но снова без толку. Автомат лежал всего в пятнадцати дюймах от его вытянутых пальцев, — вряд ли это можно назвать большим расстоянием, — но с таким же успехом он мог лежать в миле от него или вообще не существовать. Мотоцикл тоже отлетел неудачно.
Джаз добрался до мотоцикла, поставил его, встал со стороны переднего колеса и выправил ручки, которые слегка сместились при падении. Стоны Вотского он проигнорировал. Затем прокатил машину немножко вперед и поднял автомат русского. И только тогда заговорил.
— В обоих направлениях здесь работают, похоже, только звук и свет, — сказал он. — Мы можем слышать друг друга, разговаривать друг с другом, причем даже если ты находишься впереди меня — у другого конца Врат. Я имею в виду то, что твои слова до меня доберутся. Доберется до меня и твой образ — я вижу тебя. Но пока мы расположены таким образом, как сейчас, никакой твердый предмет не может переместиться в направлении от тебя ко мне. Если бы мы поменялись позициями, я наверняка был бы мертв, но случилось наоборот. Так что ты не можешь повредить мне, Иван, ни пулями, ни палками, ни камнями — ничем. Эти три патрона, — он пнул ногой три отстрелянные гильзы, — они выстрелены твоим автоматом! Если бы ты не так здорово дурел от ненависти, то и сам вполне мог бы сообразить.
Вотский некоторое время размышлял и наконец печально покивал головой. Потом, продолжая держаться за грудь, он сел.
— Тогда давай, кончай со мной быстрее, — сказал он. — Чего ты еще ждешь?
Джаз взглянул на него и состроил гримасу.
— Господи, что же ты за урод! До тебя еще не дошло, что мы, может статься, являемся единственными людьми в этом мире? Ты и я! Не то, чтобы я обожал мужскую компанию, но не могу представить себя убивающим половину человеческого населения планеты просто ради развлечения. В последний раз такое случилось при Каине и Авеле!
Вотский с трудом следовал за логикой Джаза. Он даже не был уверен в том, что это логика.
— Что ты говоришь? — переспросил он.
— Я говорю, что, вопреки здравому смыслу, я решил подарить тебе жизнь, — сообщил ему Джаз. — Понимаешь, я не из таких людей, как ты, не из маниакальных убийц. Вчера в моей камере, окажись ты в моей власти, очень может быть, что дело для тебя обернулось бы по-другому. Причем во всем виноват ты, потому что именно ты довел меня до этого. Но будь я проклят, если я могу убить тебя здесь и сейчас.
