— Нам надо прямо туда. К колонне, — объявила Лизи.
— Боишься? — спросил Август.
— Ну, да, вообще-то… немножко муторно… то есть… да, боюсь.
— В большинстве случаев наш страх идет не от тревоги, что мы такие маленькие и ограниченные, — сказал Август. — Наш самый большой страх в том, что мы бесконечно могущественны.
— Это мне непонятно, — сказала Лизи.
— Мне тоже, — ответил Август. — Но так уж есть. Мне надо отойти.
— Мне вообще-то тоже.
— Ну, тогда за деревья.
Когда они вскоре после этого снова встретились, Август был восхищен:
— Да в Берлине больше леса, чем во всей Австрии!
— Не преувеличивай.
— Но диких кабанов точно больше. Почва снесена наполовину.
— Мы можем наконец идти или ты хочешь анализировать и другие следы?
— Можешь ругаться сколько влезет, если тебе от этого легче.
Но Лизи не испытывала никакого облегчения. До колонны Победы было всего несколько сотен метров. Уже отчетливо был виден постамент с меньшими колоннами и парящим золотым ангелом на вершине каменной башни.
— Он все еще думает, что я Мара, исследовательница из Словакии. Сюзанна ничего ему не рассказала.
— А вдруг рассказала?
— Нет! Она мне только что это сказала. По телефону.
Август остановился.
— Послушай, Лизи. Я знаю, что ты ему нравишься. Взгляни на это так: Фред любит твои глаза, твои волосы, грудь, задницу, твой запах. Он хочет, чтобы у вас был секс!
— Очень романтично!
— Я просто хочу, чтобы ты расслабилась!
— А я хочу, чтобы он меня любил!
— Но ведь секс — это очень хороший фундамент.
— Все-то у тебя так просто.
— Проще некуда. Вся природа не хочет ничего иного, кроме как секса.
— Прекрати!
— Я только хочу сказать, что ему все равно, зовут тебя Лизи или Мара, Грети или Ивонна, изучаешь ты рыб или продаешь рыбу, кинозвезда ты или намазываешь бутерброды. Он увлечен тобой.
— Я не намазываю бутерброды. Я работаю на катеринг-предприятии, которое снабжает готовым питанием киносъемочные группы.
— Лизи, один совет. Попытайся в ближайшие полчаса быть не очень сложной. Простой. Не сложной.
— А ты мог бы оставить меня одну? Пожалуйста!
— Это нетрудно. Идем, Айша!
Август повернул назад. Он вовсе не обиделся, он и сам не испытывал большого желания присутствовать при встрече Лизи и Фреда.
— Август! Прошу тебя! — Лизи побежала за ним. — Извини, я не подумала. Прошу тебя. Пожалуйста, пойдем со мной. Может, я даже не узнаю его без тебя.
Август снова развернулся.
— Все как ты скажешь. Только хотел бы заметить: признаться, вести себя плохо я умею очень хорошо, но быть таким невежливым, как ты, мне еще учиться и учиться.
Лизи, извиняясь, чмокнула Августа в щеку. Вместо того чтобы воспользоваться подземным переходом, они пересекли бегом широкую улицу, образующую кольцо вокруг колонны Победы, и взбежали по ступеням к монументу. Сердце Лизи бешено колотилось, но дурно ей не было. Если при волнующих встречах она испытывала легкую дурноту, из этих отношений никогда ничего не получалось, она уже знала это из многолетнего опыта. На сей раз — при всей своей панике — она чувствовала себя очень хорошо.
— Исполинский, — сказал Август. — Но не такой уж красивый.
— Берлин некрасивый. Но сексуальный, — немного изменила Лизи высказывание бургомистра.
Они дважды обогнули колонну, по-настоящему обежали, даже слегка утомившаяся Айша снизошла до этой веселой игры.
— Его нет, — жалобно заскулила Лизи, снова теряя задор.
— А можно подняться наверх? — спросил Август.
— Конечно.
— Тогда давай.
Лизи заплатила за вход. Через 285 ступеней они очутились на площадке обозрения.
— Аллилуйя, Виктория! — Август приветствовал богиню победы, как старую подружку.
— В народе ее называют Золотая Эльза, — сказала запыхавшаяся Лизи и осторожно огляделась. Потому что не хотела предстать перед Фредом такой пыхтящей. Хотя. Да все равно! Никакого Фреда в поле зрения не было. Вообще, лишь немногие отважились на такое суровое восхождение.
— А вид! — воскликнул Август. — Да с ума сойти, как красиво!
И он выпрямился, издал для начала один ликующий крик, который перешел в громкие, но медленные, почти элегические, исполненные глубокой радости тирольские трели:
— Хуль-йо-и-дири-ди-ри, хол-ла-раи-хо-и-ри.
У Лизи мороз пробежал по коже, так экзотично и красиво это было. И вдруг — что такое? — к пению примкнул второй голос, с другой стороны башни, там тоже кто-то подхватил трель:
— Хуль-йо-и-дири-ди-ри, хол-ла-раи-хо-и-ри!
Август сейчас же перешел на второй голос, отвечая на музыкальный вопрос, поначалу сдержанно, потом ликующе, и позвоночник завибрировал — на уровне сердца, именно там, где у ангелов растут крылья, и колонна Победы завибрировала тоже.
— Хуль-йо-и-дири-ди-ри, хол-ла-раи-хо-и-ри!
Пение закончилось, и Фред с Августом бросились навстречу друг другу и крепко обнялись.
— Ты неподкупленный… — сказал Фред, и это прозвучало скорее как утверждение, а не вопрос.
— А ты такой дурак, — с любовью ответил Август, и они обнялись еще раз. У обоих на глазах выступили слезы.
«Ну, ничего себе, нашли друг друга», — думала Лизи, стоя в сторонке и тоже поблескивая повлажневшими глазами, от страха ли, от умиления, от гнева — она и сама толком не знала. «Нет, Лизи, — сказала она себе, — двое любящих мужчин на колонне Победы это настолько о’кей, как больше ничто в мире, и ты — сейчас — хоть раз в своей жизни — просто — не будешь — сложной!»
Тут и Фред ее заметил, и он отошел от Августа, и подошел к ней, и взял ее за руки. Лизи быстро и решительно перехватила инициативу, прижалась губами к губам Фреда и на пробу так и оставила их там. На вкус было очень приятно. Фред ответил на ее поцелуй и крепко ее обнял.
Теперь я должна признаться ему во всем насчет Мары, подумала Лизи. Прямо сейчас, а не когда-нибудь потом!
Или, может быть, все-таки чуточку поцле?
28 июля
Солнце медленно, но целеустремленно поднималось в небо.
Две руки нащупали друг друга на смятых простынях. Вопросительное, короткое пожатие.
Подтверждающий ответ другой руки.
— Я чувствую себя сонной, но помолодевшей, — сказала она и хихикнула, как девчонка.
