— Что ты! Да есть! На следующей неделе выйдет.
— Посмотрим, посмотрим.
Эуленетт меня предупредила:
— Имей в виду, с утра Джейн обычно не в духе. Часов до одиннадцати она спит, только потом просыпается.
— Как же мы будем лемуров кормить?
— Джанетт и во сне покормит. И все остальное сделает. Только будить ее при этом ни-ни!
— Зомби! — понял я.
— Просто неординарный человек, — смягчила Эуленетт.
На следующее утро я осторожно переступил порог кормокухни, высматривая спящую Джанетт. Однако все имели довольно проснувшийся вид. Бодро мыли тазики и терли морковки.
— А где Джанетт? — спросил я.
— Так она еще дома спит, — ответил мне работник по имени Доминик. — Вот поспит дома, потом сюда досыпать придет. Часам к девяти.
— Наверное, живет очень далеко, — решил я. — Хотя откуда на Джерси может быть «далеко»? Остров-то — двенадцать километров в длину. Тут все «близко». Но где же тогда Джейн?
Я вышел из кормокухни и сел на скамейку, которая стояла в центре лужайки. Цветы напоминали небольших садовых птиц, сидящих на зеленых жердочках. Над ними порхали птицы, сильно смахивающие на цветы.
— Странно, — размышлял я. — Осень заканчивается, а они еще на юг не улетели. Или эти прилетели с севера? Но какие на севере садовые птицы? На севере одни пингвины.
Потом я стал думать, что хорошо, наверное, на Джерси жить и работать. Но еще лучше жить и работать в Подмосковье.
— Вот уж у нас «далеко» — это «далеко», — подумал я с гордостью. — Километров на пятьсот. А-то и на тысячу! А двенадцать миль — это для нас «близко». Я, например, каждый день на работу в Битцевский Парк из Одинцова ездил. И ничего.
Вдруг я увидел, что к кормокухне идет какая-то женщина. Я сразу понял, что это — Джанетт. Шла она с крепко закрытыми глазами. Но дороги при этом держалась твердо. Двигалась как по ниточке.
— Во дает!
Когда она подошла к клумбе, я различил, что лицо ее густо покрыто веснушками. С трудом на нем нашлось место для носа, глаз и рта. Выражение лица правильно было назвать покойным.
Джейн поднялась на крыльцо и открыла дверь кухни. Я встал со скамейки и также вошел в кухню.
Не открывая глаз, Джейн принялась сыпать в раковину овощи поворачивать краны и мыть.
Я стоял рядом, как некая колонна, и совершенно не знал, что делать. Спросить бы у Джейн, да ведь будить нельзя!
— Чего стоишь, мой яблоки, — вдруг сказала она. — Двадцать штук.
Глаза ее были закрыты, но меня она все же каким-то образом видела.
— Мою. Уже мою.
— Бананы. Бананы не забудь.
— Взял, уже взял.
Удивляясь такому зрению, я стал крутить яблоки под струей горячей воды, смывая грязь.
В кухне было шумно. Ножи стучали о доски, тазики перестукивались с ведрами, по радио передавали прогноз погоды, обещая сильный ветер. Но Джейн это все не волновало.
Работа Джерсийского зоопарка расписана по минутам.
Определено, когда надо начинать кормление, указано время, которое должно быть затрачено на путь от кухни до клетки.
Хотя Джейн глаз и не открывала, на кормление мы вышли точно по графику.
До «Лемурьего края» мы должны были добраться за три минуты.
По дороге Джейн начала пробуждаться, зевать и протирать глаза. Конечно, с таким мощным зрением, как у нее, можно и вовсе не просыпаться, но нам предстояло войти в клетку. А с закрытыми глазами легко выпустить какое-нибудь животное.
За это пришлось бы отвечать. И не словами, а бумагами. Например, заявлением. По собственному желанию.
— Физическая зарядка, — говорила Джейн, отпирая замки. — Вот, что сейчас нужно!
И верно, нельзя было не проснуться и не взбодриться после энергичного кормления варей. Мне удалось завлечь их фруктами и, пока я нахваливал перед ними апельсины, Джейн покормила катт.
Взбодренные и посвежевшие мы вернулись на кормокухню.
Джейн с хрустом размяла суставы пальцев:
— Эх! Отлепись дурная жизнь, прилепись хорошая!
Дурная жизнь, испугавшись хруста пальцев, конечно, сразу же отлепилась, и день этот прошел на редкость хорошо.
Работа шла скоро и споро, и в центр я вернулся на час раньше других.
Этот час я посвятил осмотру библиотеки. Не знаю, что я хотел там найти, но то, что я обнаружил меня изумило. С удивлением я снял с полки альбом: «Ленинград — культурная столица России».
19
На следующий день за завтраком появился Крис Кларк:
— В три часа, в гостиной, с вами будет говорить Фа.
— Что случилось? Ответы за экзамен пришли?
— Ответы не пришли. Но пора определить темы курсовых работ. И Фа вам в этом поможет.
Но мы-то знали, кто кому помогать будет.
В пятнадцать-ноль-ноль, умывшись и сняв зеленые комбинезоны, мы предстали перед Фа в своем натуральном виде.
Под взглядом профессора наши плечи сами собою расправились, животы подтянулись. Перед такими орлами грех было не произнести речь.
— Нет! — вдруг гаркнул Фа. — Нет здесь орлов!
Мы в изумлении опустили плечи и вернули животы на место.
— Да, в нашем зоопарке нет орлов, нет гиббонов и болотных оленей, которых вы изучали на Родине. Но чтобы вы освоили методику наблюдения за животным, мы дадим вам виды наиболее близкие тем, которыми вы занимались дома.
— Наянго, кем ты занимался дома?
— Я? Жирафами.
— Будешь изучать лошадей Пржевальского!
— Каво-о-о?
— Пржевальского. Сейчас в Монголии идет очень интересный проект по возвращению лошадей в природу. Этот опыт тебе очень пригодится. Поверь мне! Главное — набить руку на научных методах. А кого изучать — без разницы. Хоть пингвинов.
Я не согласился, но промолчал. Куда я потом с такой рукой? Только в Антарктиду.
— Родриго! Я знаю, что ты исследовал кишечных паразитов болотных оленей.
— Я еще пампасный олень смотрел.
— Отлично! Теперь будешь высчитывать оптимальный рацион для попугая Святого Винсента. В Бразилии очень остро стоит проблема выживания попугаев. Важно освоить навыки. Вам же не открытия совершать!
— Почему же не открытия? — обиделся я, но снова промолчал.
— Кумар!
В глазах Кумара читалось страшное предчувствие. И оно оправдалось.
— Тебе повезло больше всех! Радуйся.
— Я радуюсь.
