Лера быстро поправила нежную материю и туго затянула бечеву на рюкзачке. Затем уверенным шагом вернулась к ящику и положила сверток на место. Будто подгоняемая кем-то, она в спешке стала приводить себя в порядок. Умыла лицо, хотела переодеться, и в тот момент, когда она накладывала макияж, раздался дверной звонок. Только усилием воли она выдавила на лице подобие улыбки и побежала открывать дверь.
Стас пробыл дома совсем недолго. Лера украдкой поглядывала на него, лихорадочно пытаясь сообразить, что связывает его с Паншиным. Каким же боком он замешан во всей этой истории? — навязчивая до тошноты мысль сверлила ее мозг. Лицо при этом не вызывало подозрений, оставаясь по-детски наивным и ласковым. Но когда Лера отворачивалась, улыбки как не бывало. Случайно глянув на себя в зеркало, она вдруг заметила две скорбные морщинки, разрезавшие лицо от носа до уголков губ, которых прежде не замечала.
Когда Стас ушел, Лера села за обеденный стол в гостиной, подперев подбородок рукой, и горестно задумалась, что же ей делать дальше. Прохладный ветерок кондиционера приятно остужал лицо. Было тихо, и лишь прорезывающие небо как стрелы стрижи нарушали тишину своим жизнерадостным свистом.
Лера сварила на плите кофе и, налив небольшую чашку, снова уселась за стол, уткнувшись глазами в белую кофейную пенку. В течение часа, казалось, бессмысленного созерцания чашки вопрос «что делать?» родил вполне определенный ответ. Хитрить, изворачиваться, искать лазейки было не в ее характере, но жизненный опыт и сложившаяся ситуация брали свое. Худо ли, бедно, она определила свои шаги на ближайшее будущее. Как не хватало ей сейчас Павла Александровича, он бы уж наверняка придумал что-нибудь такое. Но… Надо учиться придумывать самой. Ей нужна была сатисфакция, и она ее получит! Лера заказала по телефону такси и переоделась. Лимонного цвета костюм с короткой юбкой красиво оттенял ее барселонский загар. Она с трудом впихнула валюту в белый саквояжик, с которым не так давно прилетела в Испанию. Что не уместилось — отправила в пластиковый пакет и вышла на улицу. Такси со светящемся табло на крыше и зеленым огоньком за стеклом ее уже ждало. Водитель не успел даже просигналить о своем прибытии. Счетчик уже тихонько потикивал, показывая сумму в двести песет.
— В центр, к любому банку, — скомандовала Лера и откинулась на заднюю спинку сиденья.
Водитель пошутил, хотя она с трудом его поняла:
— Раньше у нас на каждом углу был бар, а теперь еще и банк. — Через некоторое время такси по ее просьбе остановилось на площади Рамблас. Войдя в банк, Лера на своем плохом испанском втолковала служащему, что хочет сделать. У нее попросили документ. Российский паспорт возражений не вызвал. Оформив необходимые бумаги, она в сопровождении охраны спустилась на лифте в зал с сейфовыми ячейками. Выдвинутая ячейка была аскетична и напоминала маленький железный рот. Вся сумма в одну ячейку не уместилась, и Лере пришлось опять подниматься наверх и снова заполнять бумаги. Наконец вся валюта уютно разместилась в ротиках. «Сейчас вы скажете «ам», — улыбнулась она. Ячейки кляцнули зубами и закрылись. Резные номерные ключики сделали обороты, и первая часть Лериной проблемы была решена. Теперь наступила очередь второй. Она села в дожидавшееся ее такси и поехала на окраину города, туда, где находился интернат Игоря. По дороге она остановилась у ближайшей мастерской по ремонту ключей и сделала дубликат ключей от московской квартиры Стаса.
Частный интернат утопал в зелени. В классе Игоря было всего десять подготовишек. Два француза, три американца, один датчанин, один негритенок из Алжира и австралиец из Сиднея. Девятым был еще один русский — белобрысый мальчуган из Санкт-Петербурга. Недавно оторвавшиеся от материнских юбок и от вполне обеспеченных семей, они были похожи на царскосельских лицеистов. Смышленые, как на подбор, с приятными лицами, успевшие подружиться, несмотря на отсутствие единого языка. Обучение сына Лера оплатила на три года вперед, поэтому отношение к ней было особое. Директор был предупрежден о ее визите телефонным звонком, поэтому охрана на въезде беспрепятственно пропустила ее. Прежде чем встретиться с сыном, Лера пошла по прохладным коридорам к кабинету директора, но он уже шел ей навстречу, растянув губы в сердечной улыбке. Просьбы Леры были не чрезмерны, однако вызвали удивление: она вынуждена покинуть Испанию на неопределенный период по чрезвычайным обстоятельствам. Она требовала, чтобы Игоря ни на шаг не отпускали из интерната. Категорически возражала против посещений ее сына кем-либо. Она запрещала посещать Игорю арендованную ею виллу. Словом, она запрещала ВСЕ. Пусть на время ее отсутствия интернат станет для мальчика тюрьмой, но иного выхода не было. Недавно ребенок подвергся киднепингу, и нет абсолютно никаких гарантий, что покушение не повторится.
Лера была чрезвычайно строга с директором, хотя, очевидно, заплатив такие деньги, она имела на это право. Игорю разрешили выйти в парк и после щенячьих восторгов по поводу появления матери они пошли по аллее в глубь парка. Через какое-то время Игорь неожиданно сник, будто предчувствуя разлуку. Лере пришлось пуститься на обман: она все свалила на тетю Веру. Мол, та в Москве заболела и за ней некому ухаживать. Она просила Игоря быть мужчиной и сама еле сдерживала слезы, подступающие к глазам. Сын все понял. Может быть, не до конца поверил, но понял, что если бы не крайняя необходимость, мама бы его никогда не оставила. Его слезы сдерживали глаза одноклассников, прильнувшие к окнам.
— Раз надо, значит, надо, — стараясь не зареветь и не уткнуться в подол Леры, сказал он. У нее защемило сердце. Она присела на корточки и заглянула в сузившиеся от подступающих слез глаза сына.
— Родной, единственный! Сыночка моя ненаглядная! Ты не бойся! Я тебя никогда не оставлю! Ты же понимаешь, что важнее тебя в этой жизни у меня никого нет. Все будет хорошо! Честно, честно!
Они долго смотрели в глаза друг другу, и слезы из их глаз брызнули одновременно. Игорь обхватил мать за шею и заревел так, как не ревел никогда в жизни. Слезы, скопившиеся за время всех несчастий произошедших с ними, лились ручьем и обливали лимонного цвета креповый костюм. Наконец рыдания стихли. Игорь смущенно отвел глаза в сторону. Ему стало неловко — ведь он же мужчина.
— Поезжай мама. Я буду ждать тебя, — прошептал он, и мать с сыном пошли обратно по аллее к зданию интерната. Они шли, взявшись за руки, под взглядом девяти пар мальчишеских глаз, его одноклассников, соединенные любовью и пониманием, как когда-то пуповиной.
Лера на том же такси, нанятым ею на целый день, вернулась на виллу. Быстро собрала небольшой чемоданчик, не забыла прихватить теплое кашемировое пальто, помня, что в Москве еще стоит зима. Когда сборы были закончены, она села писать записку Стасу. Слова никак не хотели соединяться в предложения, и она боялась допустить какую-нибудь тактическую ошибку. Смысл записки заключался в следующем: мол, когда она звонила в Москву тете Вере, телефон не отвечал. Тогда ей пришлось позвонить соседям. Выяснилось, что тетя Вера тяжело заболела. Совсем плоха и ухаживать за ней некому. Ей срочно придется вылететь в Москву. Деньги она оставила в камере хранения банка на свое имя, так как боится, что за время ее отсутствия виллу могут ограбить. Ведь его, Стаса, почти не бывает дома. Как только что-то прояснится, она тут же вернется. Очень переживает из-за разлуки, но ей необходимо быть в Москве.
