Не выходя наружу, ребята несколько раз принимались громко кричать, стараясь разбудить Андрея Тихоныча, но тот продолжал как ни в чем не бывало храпеть, ничего не слыша из спального мешка.
За ночь никто из ребят не сомкнул глаз: все, кроме девчонок, по очереди несли дежурство у входа, крепко сжимая туристический топорик.
Наконец под утро, когда небо начало уже сереть, храп из палатки учителя умолк и оттуда, потягиваясь со сна, появился Андрей Тихоныч. Он подошел к костру и поворошил ботинком затухшие угли.
Филька, дежуривший у входа в палатку, замахал руками и зашипел, стараясь незаметно привлечь внимание учителя, но Андрей Тихоныч лишь удивленно взглянул на него.
– Не ходите туда! Там медведь! Осторожно! – закричал во весь голос Филька, услышав, что сопение с другой стороны палатки усиливается.
– Медведь? – удивился учитель. – Где?
– Да там, сзади палатки! Не ходите туда! Нет! – закричал Филька.
Но было уже поздно. Андрей Тихоныч обошел палатку, уставился на что-то и вдруг расхохотался.
Набравшись смелости, Филька и Коля выглянули из-за его спины и тоже стали хохотать. Пощипывая траву, позади палатки стояла большая черная коза с болтавшимся у нее на шее обрывком веревки. Коза подняла голову и издала тот самый звук, который так пугал ребят ночью.
– Вот мы олухи! Откуда она здесь взялась? – спросила Катя.
– Не знаю, потерялась, наверное! Надо ее поймать и отвести хозяевам! – сказал Коля и погнался за козой. Рядом с ним, норовя огреть ее гибкой хворостиной, мчался Петька.
– Я тебе отомщу! Покажу, как нас ночью пугать! – вопил он.
Внезапно деревья стали редеть, и ребята выскочили к шоссе, с другой стороны которого начиналась деревня. Пораженные, мальчишки замерли как вкопанные, а коза, с сумасшедшим блеяньем перескочив на другую сторону, затерялась где-то в деревенских огородах.
– Ну и ну! Выходит, мы сделали крюк и вышли к шоссе! – удивился Андрей Тихоныч, когда ребята рассказали ему о том, что видели.
Вот так и завершился первый поход. Кстати, вещи Антона Данилова так и остались в лесу. Сколько он потом ни искал, ему так и не удалось найти ту высокую сосну, под которой были зарыты его сокровища.
– Вот так и возникают легенды о кладах! – сказал Филька Хитров. – Ничего, не унывай, Данилов! Ты не нашел, значит, археологи найдут лет так через десять тысяч!
Рассказ двадцать девятыйЖил-был онегин
Филька Хитров читал очень редко – у него попросту не хватало на это времени. Ну как тут будешь читать, когда по телевизору идет боевик, или в компьютерной игре ты всякий раз застреваешь на третьем уровне, или приятель зовет на улицу обливаться из брызгалок?
Как-то раз Максим Александрович задал выучить наизусть отрывок из «Евгения Онегина», тот самый, где поэт рассуждает о чьем-то хворающем дядюшке с правилами. Понадеявшись на русский авось, Филька ничего не выучил, а на следующий день, по-орлиному обозрев с высоты своего роста класс, Максим Александрович вызвал его к доске.
«Ну вот, вляпался!» – уныло подумал Филька, но к доске все же вышел и не менее громко, чем только что учитель, объявил:
– Александр Сергеевич Пушкин родился в 1799 году и вскоре написал замечательный шедевр русской словесности – «Евгения Онегина».
– Ты не в цирке! Читай отрывок! – потребовал Максим Александрович.
– В сущности, что такое отрывок? – продолжал рассуждать Филька. – Разве он может выразить всю прелесть шедевра русской словесности?
Максим Александрович полюбовался своими начищенными до блеска ботинками, подождал, пока смех в классе утихнет, и сказал:
– Хитров, если ты думаешь, что ты тут самый умный, то ошибаешься. Самый умный здесь я. Ну признайся, ведь ты книги даже в руках не держал?
– Я не держал в руках книги? Да я книг тысячу в руках держал, если не больше! – возмутился Филька.
Максим Александрович искоса взглянул на свое отражение в оконном стекле, выпрямил спину и спросил:
– Так ты будешь читать отрывок или разглагольствовать?
– Я буду читать, но не сразу, – пообещал Филька. – Вначале мне хотелось бы изложить свой взгляд на литературу вообще. В прошлом веке почему так много читали? Потому что не было ни телевизора, ни видака, ни компьютеров. Тут уж волей-неволей зачитаешь, делать-то больше нечего. И потом, не могу я наслаждаться классикой из-под палки, когда меня заставляют. Вот вырасту, тогда, может быть, наслажусь.
Рассуждая, Филька зорко наблюдал за Максимом Александровичем. Заметив, что рука учителя потянулась к лежащей на журнале ручке, Хитров быстро выпалил первое, что пришло ему в голову:
– Подождите, Максим Александрович! Я не сказал самого главного! Я потому не читаю сейчас отрывок, что учу «Евгения Онегина» целиком!
Карающая ручка замерла в трех миллиметрах от журнала.
– Ты не мог бы повторить, что ты только что сказал, – попросил Максим Александрович. – У меня, кажется, заложило сразу оба уха.
– Я учу «Евгения Онегина» целиком. По методу… э-э… ускоренного запоминания, – повторил Филька.
– Да? И когда же ты нам его прочтешь?
– Через неделю!
Максим Александрович недоверчиво хмыкнул:
– Хорошо, Хитров, я подожду неделю. Но если к тому времени ты не вызубришь нам «Онегина» от точки до точки, я поставлю тебе столько двоек, сколько в «Онегине» глав. А их там десять.
Когда урок закончился, к Фильке подбежал его приятель Коля Егоров:
– Ну и влип же ты, гусь лапчатый! Кто тебя за язык дергал врать, что ты учишь «Онегина»?
– Как-то само вырвалось. У меня всегда так: вначале скажу, а потом уже думаю, – признался Филька.
– Как ты теперь выкрутишься? Взаправду будешь «Онегина» учить?
– Не знаю, – протянул Филька. – А сколько в нем страниц?
– Кажется, страниц двести.
– Это по тридцать страниц в день? Мне столько не запомнить.
– А если притвориться больным?
– Не-а, не пойдет. Максим не поверит. И потом получится, что я вроде как струсил. Надо что-нибудь другое придумать.
И, озабоченно размышляя, Филька вышел из класса. Он думал, думал, думал и чувствовал, что голова у него раздувается, точно воздушный шар.
Через три дня вечером он позвонил Коле и спросил:
– У тебя есть магнитофон?
– Есть. А у тебя нет, что ли? – удивился Коля.
– И у меня есть, но мой без микрофона. А мне нужен такой, который голос пишет. Я хочу «Онегина» на кассеты начитать.
– А, понял… – засмеялся Коля. – Ты хочешь вставить кассеты в плеер, засунуть наушник в ухо и на уроке вроде как сам себе подсказывать.
