Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
К тому же, хотя еще в 1895 г. в Германии был спущен на воду самый большой парусник «Потоцкий» водоизмещением в 6150 т, время парусного флота уходило в прошлое. А плавать на пароходах Старый Моряк не хотел. Он писал в своих записках: «Я никогда не любил плавать на пароходах. В них нет жизни, и у них нет души. Люди, которые управляют ими — не моряки, а просто водители, инженеры и уборщики» [236].
В его записках — давно ушедший быт моряков парусного флота, даже суеверия, привычные в их среде.
С помощью капитана его большая семья — семь братьев — переселилась из Латвии в Южную Африку. Арон Фридман создал Агентство новостей Каролины и был избран мэром этого городка в Восточном Трансваале.
Позднее он жил в Кейтауне, там и умер в январе 1964-го, в возрасте 92 лет. Через 23 года после его смерти родные нашли морской сундучок, спрятанный в старой мастерской. В сундучке оказался архив капитана: документы, письма, открытки. Нам рассказал об этом один из его сыновей, Джек Фридман.
Но людей, владевших профессиями такой высокой квалификации, как Старый Моряк, среди иммигрантов были лишь единицы. А подавляющему большинству приходилось начинать жить совершенно заново, можно сказать, с нуля. С освоения азов тех языков, о которых они не имели прежде никакого представления: английского, голландского, африкаанс и языков тех африканских народов, с которыми новым иммигрантам приходилось общаться.
Жизнь первого поколения иммигрантов была тяжела. Даже тем, кто еще в России приобрел какую-то профессию, зачастую приходилось переучиваться, чтобы работать в новых условиях — для других людей с иными вкусами и требованиями. На улицах Йоханнесбурга и других городов можно было увидеть толпы только что приехавших евреев, голодных, без копейки денег, ищущих работу — любую.
Многие устраивались на работу в так называемые «кафрские столовые» возле шахт, а также в продуктовые магазины, кондитерские. Южноафриканский автор нарисовал довольно колоритную картину их жизни: «После печального опыта многомесячного пребывания без работы, за работу “каферитником” [237] можно было быть благодарным. Считалось нормальным жить в комнате в задней части магазина с четырьмя другими работниками и иметь длинный рабочий день. Вставать в четыре утра, чтобы зажечь угли в печи и приготовить мясо, бульон, легкие, требуху, бурoворс [238], кукурузную кашу, было ежедневной рутиной. Несмотря на плохой запах и тяжкий труд, эта работа имела свои преимущества: хлеб, мясо, суп и картофель в изобилии» [239].
Как уже упоминалось, широко распространенным занятием была мелкая торговля. Современник описал жизнь таких торговцев в письме: «Поначалу горька судьба такого торговца — “точера” или “шмуза”, как его называют африканеры <…> Целыми днями и неделями бродит он по округе от фермера к фермеру с тяжелой корзиной на плечах под горящими лучами африканского солнца. Он карабкается по высоким горам, спускается в долины, чтобы постучать в дверь к африканеру и продать свой товар <…> Однако в эти месяцы труда и смятения он узнает характер буров, выучит немного голландский язык, ознакомится с обычаями страны. И тогда он почувствует облегчение» [240]. К этому надо добавить еще, что от торговцев ждали не только товаров, но и новостей о происходящем вокруг.
Как бы ни тяжела была поначалу эта жизнь, для иммигрантов оказалось важным то, что в Южной Африке они не встретили такого антисемитизма, как в стране, которая была их родиной.
Еврейская синагога была открыта в Йоханнесбурге самим президентом Полом Крюгером в 1892 г. [241] На официальной церемонии открытия Еврейского совета представителей в Кейптауне в 1903 г. главным оратором был губернатор Капской колонии лорд Милнер [242]. В год создания Южно-Африканского Союза (1910 г.) премьер-министр Луис Бота, открывая праздник Еврейского национального фонда в Йоганнесбурге, сказал, что Южная Африка предложила евреям свой дом [243]. Сесиль Родс высказался о Родезии так: «В моей стране все в порядке, если туда приехали евреи». Один из его соратников взял эти слова эпиграфом к своей книге [244].
Конечно, жизнь отличалась от слов. Иммиграция, более или менее свободная поначалу, постепенно ограничивалась разного рода рогатками, специально ставившимися на пути русских евреев. Подлинное отношение ближайшего друга Родса, доктора Джеймсона, проявилось — не публично, а в частном письме 1916 г. Надо не допустить, писал он, чтобы «международное еврейство и их радикальные друзья здесь» влияли на премьер-министра Боту [245]. А в 1920 г., когда несколько русских евреев захотели поселиться в Северной Родезии, их, несмотря на громкую фразу Сесиля Родса, признали нежелательными иммигрантами. В этой связи министр иностранных дел Великобритании писал верховному комиссару в Кейптаун: «…русские евреи зачастую покидают территорию, в которой они натурализуются» [246].
Но приветливые слова все же ободряли. Разве можно было представить, чтобы русский император или министр произнес что-нибудь, хоть отдаленно напоминавшее слова Боты, Милнера или Родса, или открыл синагогу? О таком даже помыслить невозможно.
Да и действительность в Южной Африке не была для евреев столь неблагоприятной, как в России, даже впоследствии, когда наиболее реакционные круги стали обвинять их в либеральных, социалистических и даже революционных настроениях и в тесном сотрудничестве с африканцами.
Больше того, иммигранты — во всяком случае, некоторые из них, — могли материально помочь своим родным и близким, оставшимся в России. И уж, во всяком случае, оказать им моральную поддержку.
* * *
В 1905–1906 гг. в связи с резким усилением погромов в России, по Южной Африке прокатилась волна митингов протеста. Митинги expressing indignation at the outrages upon the Jews in Russia проходили не только в таких больших городах, как Йоханнесбург и Кейптаун [247].
На митинге в Паарле 29 ноября 1905 г. была единогласно принята резолюция: «Этот митинг жителей Паарля, глубоко обеспокоенных продолжающимися всплесками массовых убийств и зверств в России, направленных против тех, кто придерживается еврейской веры, хочет выразить отвращение к таким преступлениям и удивление по поводу того, что акции такого рода могут совершаться в этом веке цивилизации и прогресса, и искреннюю веру в то, что правительство Его Величества выступит с такими представлениями, которые заставят правительство России дать такую же защиту еврейскому народу, которая предоставляется подданым всех цивилизованных наций» [248].
Резолюция митинга в Кимберли 16 ноября 1905 г.: «По мнению этого митинга избиения и убийства, от которых евреи во многих частях России страдали в течение нескольких последних месяцев, являются прискорбным преступлением против цивилизации, и этот митинг жителей Кимберли выражает сердечное сочувствие тем, кто страдает от этого бедствия» [249].
Резолюция собрания в городке Уиллоумор 27 ноября 1905 г.: «Это собрание жителей Уиллоумора на публичном митинге осуждает бесчеловечное и чудовищное преследование евреев в России и выражает им свою глубочайшую симпатию в час испытания и страданий» [250].
Следующая волна таких митингов прокатилась по Южной Африке в 1913 г., когда евреев в России обвинили в том, что они в ритуальных религиозных целях убивают русских детей («дело Бейлиса»).
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
