Какхочешь напряженно-внимательно разглядывал пулю, которую держал Махмуд. Он даже потрогал ее пальцем, и вдруг, в третий раз за эти три года, улыбка заиграла на его губах, и мягкий свет озарил его лицо, потом – руки, затмив засиженный мухами светильник на потолке и замызганную неоновую трубку над раковиной, рассеяв тени в комнате, любовно и почтительно осветив скромный сапожный инструмент, разложенный на рабочем столе. Франческа и Махмуд, вытаращив глаза, смотрели на гостя.
А гость медленно, не переставая улыбаться, встал из-за стола, оказавшись внезапно гораздо выше и шире, чем обычно. Теперь светились не только его лицо и руки, но и одежда – даже красная футболка с парусниками и пальмами – осветилась изнутри, отчего стала казаться белой.
Какхочешь подошел к Махмуду, встал у него за спиной, прижал к своему животу круглую голову сидящего кабила, нагнулся и нежно поцеловал его в смуглую щеку.
– Брат мой, – сказал он ему, – благодарю тебя, ты вернул мне свободу.
Он взял так же голову Франчески и тоже поцеловал ее. Казалось, он обнимает и целует детей, и любовь, с которой он делал это, была не от мира сего.
– И ты, сестра, тоже помогла мне обрести свободу. В самый первый день ты вселила в меня надежду. Благодарю и тебя.
– Меня? – изумилась Франческа. – Да что я такое сделала?
– Сначала ты возненавидела меня и выставила на мороз, где я умер бы, если бы только мог умереть. Но потом ты позвала меня обратно и дала мне ночлег в твоем доме. Спасибо, сестра. Ты – моя освободительница. И Си Бубекер тоже мой освободитель, хоть он и прожил свою жизнь как негодяй.
– Мы ничего не понимаем, – проговорил Си Махмуд.
– Объясни, – попросила Франческа.
Высокие плечики дамского жакета, надетого на Какхочешь, казалось, поднялись еще выше, превратившись в четыре тысячи огромных крыльев, которые упирались в потолок и раздвигали выкрашенные желтой краской стены подвала, в то время как все тело его усеяли очи и уста, и было их столько, сколько людей на земле.
– Имя мое – Азраил. Мусульмане называют меня ангелом Смерти. Только что истек срок моего наказания, которое я навлек на себя непослушанием.
– А я и не знала, что ангелы бывают непослушными, – удивилась Франческа.
– Но не так, как люди, Франческа. Они не пытаются отделить Добро от Зла, ибо не вкушали от Древа познания, но случается – независимо от Люцифера и других восставших ангелов, – что им бывает так не по душе то или иное задание, что они отказываются его выполнять. В мире существуют разные виды свободы. Мы свободны не вашей, человеческой свободой, а нашей, но она так же опасна. Сейчас я вам все расскажу.
Тридцать три ваших года назад я был послан за одной душой, которая уже исполнила свой срок на земле, и в тот самый миг, когда я был готов забрать ее, эта душа взмолилась: «Не сегодня, не сейчас, пусть это случится потом». Мне не хватило мужества вырвать ее у того молодого солдата: он был так счастлив и так стремился навстречу победе. Тогда, Махмуд, я сплутовал. Я заставил пулю, которая должна была убить тебя, изменить траекторию полета, и вот ты держишь ее, всю сплющенную и искореженную, в руке.
Махмуд выронил пулю на стол.
– Так это ты?
– Когда я вернулся в штаб, мессир Михаил сказал мне: «Ты серьезно провинился и будешь наказан». Поскольку я пытался вмешиваться в дела людей, я должен был стать одним из них и оставаться в этом состоянии до того дня, пока не найду ответа на три вопроса о людях, которые он мне задал. Тотчас же я лишился моих крыльев и света и был выброшен в космическое пространство. Приземлился я совершенно голый около маленькой мечети, где-то на окраине. Было холодно. До этого я никогда не испытывал холода.
– Погоди, – воскликнул Махмуд, – Я чего-то не понимаю. Пуля-то ведь была тридцать три года назад, а мечеть – всего три.
– Ах, Махмуд, время у ангелов иное, чем у людей. Я был вышвырнут на землю в одно мгновенье, а достиг ее тридцать лет спустя, если считать по-вашему. Конечно же, я сразу узнал тебя, и ты мне помог, но это не очень удивило меня – ведь я знал твою душу, знал, что ты всегда творишь милостыню, и не боялся, что ты будешь черств со мной. Но вот ты, Франческа, ты сначала оттолкнула меня, потом приняла, после этого прогнала, а затем позвала назад. И вот тогда, стоя на этой лесенке с потертым половиком, засыпанным снегом, я отгадал ответ на первый вопрос, и я улыбнулся, потому что Господь был так добр, что позволил мне узнать первый ответ в первый же день и тем самым не дал отчаянью завладеть мной.
– Ну и что это был за вопрос?
– «На что способны люди?» Таков был первый вопрос.
– Ну и каков же ответ?
– На самое худшее и самое лучшее, Франческа, в одно и то же время и попеременно, важно только, чтобы в конце концов лучшее одержало верх.
– А второй вопрос? – спросил Махмуд.
– Второй был таков: «Что люди знают и чего не знают?» Я долго жил под твоей крышей, Махмуд, не находя ответа на этот вопрос. Но однажды пришел Си Бубекер со своей кирпично-красной физиономией и прямоугольными зубами, а за его левым плечом я увидел своего товарища Кафзиила: он, как и я, ангел смерти и попусту не будет парить за спиной у человека. Так я узнал, что Си Бубекер скоро умрет, но вторую загадку смог разгадать, лишь когда тот парень пришел за тапочками вместо туфель. Люди знают, чего они хотят, но не знают, что им нужно. Они хотят роскошные туфли, чтобы хвастаться ими, а на самом деле им нужны тапочки, чтобы в них сгнить. Тогда я улыбнулся во второй раз, потому что понял, что Господь прощает меня. Я стал ждать ответа на третий вопрос.
Махмуд и Франческа в один голос спросили, что же это был за вопрос.
– То был главный вопрос, – ответил Азраил: – «Чем люди живы?» Ангелу это труднее всего понять, потому что мы неразрывно связаны с Господом. В некотором смысле мы отличаемся от него не больше, чем солнечный луч от солнца. Чем люди живы! Но это-то, друзья мои, вы и сами знаете, потому что именно вы дали мне ответ на этот вопрос.
Махмуд и Франческа покачали головой:
– Нет, господин Азраил, мы не знаем.
– Люди живы любовью. Махмуд, в ответ на твою молитву я сохранил тебе жизнь, но жизнь без любви. Ты не знал тогда, чего просишь, а я не знал, что даю тебе. Прости меня, брат, за то, что тогда я услышал тебя. Ты знаешь, что в конце времен люди будут судить ангелов, и я уже сегодня прошу у тебя прощения.
Махмуд оглядел свою лавчонку, где уже поселился некоторый достаток. Он посмотрел на Франческу, смягчившуюся под взглядом ангела, и сказал:
– Я прощаю тебя.
Тогда на какое-то мгновенье ангел воссиял с новой силой, наполнив все жилище ярким светом, – и исчез.
Долго Махмуд и Франческа не осмеливались поднять глаз друг на друга. Наконец, над искореженной пулей, лежавшей на скатерти между стаканом божоле и блюдцем, полным оливковыми косточками, их взгляды робко встретились.
