— Лоример Блэк?
Она пришла — и стояла перед ним. На ней была просторная стеганая куртка и шарф ажурной вязки цвета овса, несколько раз обмотанный вокруг шеи. Ее волосы были другого цвета — темнее, чем в прошлый раз, почти баклажанного оттенка, или цвета темнейшей бычьей крови. В руках она держала нечто, похожее на отпечатанный сценарий. Лоример предложил ей свой табурет, и губы его сами собой расплылись в глупой улыбке.
— Вы ждали, — сказала она безо всяких извинений. — Значит, у вас были серьезные намерения.
— Да. Что вам заказать?
Он принес им обоим по капуччино и встал возле ее табурета, а она тем временем шарила в карманах, не находя сигарет. Сердце бешено колотилось у него в груди. Он молчал, ему достаточно было просто находиться рядом с ней, наслаждаться шансом рассматривать ее вблизи.
— У вас нет сигаретки? — спросила она.
Белые ровные зубы. Что же она сделала с волосами?
— Я не курю.
Едва заметная неправильность прикуса придавала ее красоте несколько задиристый вид, нижняя челюсть слегка выпирала вперед. Он предложил купить ей сигарет, но она отказалась:
— Ничего, переживу как-нибудь.
Сильные брови, невыщипанные, густые. Эти карие глаза.
— Итак, — проговорила она, поставив на стол кофейную чашку, — мистер Лоример Блэк.
Он спросил ее — из вежливости и просто чтобы как-то начать разговор, — чем она занималась, и она ответила, что только что была на читке пьесы своего приятеля.
— Откровенно говоря, дрянь, а не пьеса. У него таланта ни на грош.
Наконец-то она сняла куртку, и наконец-то он смог взглянуть — на сей раз внимательно — на ее грудь. Судя по приятным выпуклостям и вогнутостям, образованным пунцовым воротником «поло», груди ее были совершенного среднего размера, но, по-видимому, почти плоские, а не торчащие, — скорее половинки грейпфрута, чем сосновые шишки. Он был рад удовлетворить это свое атавистическое, но важное мужское любопытство и теперь снова полностью отдался созерцанию живой и светозарной красоты ее лица, все еще не в силах поверить в эту несказанную удачу; а она продолжала в пух и прах разносить никчемные претензии своего бездарного друга-драматурга.
— Так в чем же дело, Лоример Блэк? — спросила она вдруг изменившимся, более резким тоном. — Может, объясните, что все это значит?
— Однажды я увидел вас в такси, и мне показалось, что вы поразительно красивы, — стал он рассказывать все начистоту. — А несколько дней спустя я увидел вас в том ролике и подумал: «Это Судьба»…
— Судьба, — повторила она, скептично улыбаясь.
— А когда вы вошли в «Алькасар» в тот день, в обеденное время, я понял: мне нужно что-то делать. Мне нужно было познакомиться с вами.
— Иными словами, я вам нравлюсь — не так ли, Лоример Блэк?
Почему она все время повторяет его полное имя, словно оно ее забавляет?
— Думаю, да, — признался он. — Как бы то ни было, спасибо вам, что пришли.
— А ведь я — замужняя женщина, — продолжала она. — И вдобавок мне придется у кого-нибудь стрельнуть сигарету.
Все пятеро посетителей, пившие сейчас кофе в «Кафе Греко», курили, — так что у нее глаза разбежались от выбора. Толстуха со взлохмаченными соломенными волосами и ушами, утыканными сережками, поделилась с Флавией сигаретой, и та с довольным видом вернулась на свою табуретку. Лоример был рад еще раз оглядеть ее фигуру, отмечая рост, длину ног, размашистость походки и окидывая взглядом худощавое, почти мальчишеское тело. Практически идеально сложена, думал он, никаких придирок.
— Так что вам не повезло, Лоример Блэк, — продолжала она.
— Я заметил, вы не назвали себя счастливой замужней женщиной.
— Но это ведь само собой разумеется, разве нет?
— Правда?
— Я так полагаю. А вы, видимо, не женаты.
— Нет.
— Значит, в «свободном полете»?
— A-а. Уже нет.
— Так что же вы делаете в «Форте Надежном»? Наверное, смертельно скучная у вас жизнь.
— Я так называемый «специалист по оценке убытков».
— Оценка убытков… Человек, который «оценивает» убытки… — Флавия задумалась. — Это или очень здорово, или… чертовски жутко. — Сузив глаза, она пристально посмотрела на него. — Ваша работа делает людей счастливыми? Люди, которые что-то потеряли, приглашают вас, и вы все улаживаете, делаете все для того, чтобы им легче было перенести потерю?
— Ну, это не совсем так, я…
— Жизнь представляется им сломанной, и они приглашают вас, чтобы ее исправить?
— Не совсем так, — повторил он осторожно. Он никак не мог разобрать, что слышит в ее голосе — наивность или, напротив, злую иронию.
— Нет. Слишком хорошо звучит, чтоб быть правдой, я думаю.
Значит, ирония, решил Лоример. Глубокая ирония.
Он разглядывал ее, и она тоже смотрела ему прямо в глаза. Как нелепо, подумал он, быстро проанализировав свои чувства. Невероятно, но факт: он был бы счастлив сидеть так часами, просто разглядывая ее лицо. А еще он ощущал какую-то легкость, будто тело утратило всякую материальность; ему казалось, что он сделан из полистирола или из древесины бальзы. Она могла бы легчайшим ударом столкнуть его с места, одним щелчком выкинуть его из «Кафе Греко».
— М-м-м-м… — задумчиво протянула она. — Мне кажется, ты хочешь меня поцеловать.
— Да. Больше всего на свете.
— У тебя красивые губы, — заметила она. — И красивые усталые глаза.
Он подумал, нельзя ли ему нагнуться и припасть к ее губам своими.
— Может, я и позволила бы тебе поцеловать меня, — продолжала Флавия, — если бы ты удосужился побриться перед свиданием со мной.
— Жаль. — Какое никчемное слово, подумал он, разве оно способно выразить чудовищное сожаление, охватившее его.
— Ты когда-нибудь лжешь, Лоример Блэк?
— Да. А ты?
— А мне ты когда-нибудь лгал? За время нашего короткого знакомства?
— Нет. То есть да, но это была белая ложь, у меня были добрые…
— Мы знакомы всего пять минут, и ты уже успел наврать мне?
— Я и про это мог наврать.
Тут она рассмеялась.
— Извини, что опоздал, солнышко, — послышался у него за плечом мужской голос.
Лоример обернулся и увидел высокого мужчину, смуглого, как он сам, с модной растрепанной прической, лет на пять старше его самого. Лоример быстро оглядел его: темная щетина, длинные волнистые волосы, худое, красивое и умное — но недоброе — лицо.
— Лучше поздно, чем никогда, — сказала Флавия. — Хорошо, здесь оказался Лоример, мой старый приятель, а не то я бы со скуки умерла.
