- "Ты идешь не то в гору, не то вразнос", - известил он меня. Удержав и отымев Сивиллу, объявил он, я на самом деле убил своего отца и брата. Сам он не держал на меня зла только потому, что хотя этот шок оставил его дочку более или менее не в себе, он же, похоже, пробудил в ней зачатки ясновидения, на основании чего он намеревался посоветовать Эвримеде пожизненно определить ее жрицей этой рощи. Более того, хотя само собой разумелось, что он не предусмотрел постигший нас разгром в деталях, не мог он, однако, и заявить, что все это было для него полным сюрпризом: случившееся, очевидно, подпадает под Схему, с которой, как было предустановлено порядком вещей, превозмочь каковой не под силу самому Зевсу, тягаться простому провидцу просто не под силу. Как бы то ни было, в городе для нас обоих пахло жареным: приверженцы как моего брата, так и Главка - особенно проигравшие на гонках все до последней туники - вопили о Цареубийстве и Предательской дорожке и при этом заходили так далеко, что обвиняли Полиида в махинациях и предумышленном возведении меня на трон. Моя геройская натура, полагал он, толкала меня прямо через поджидающую, чтобы линчевать, чернь и разнообразные засады, дабы заявить о своих притязаниях; но та же Схема (не говоря уже о разумной дипломатии), которая удостоверяла за царем подобное право, требовала, чтобы я отложил это на потом. В точности как Персей, как раз когда он мне об этом и говорил, прежде чем вернуться на правление в Микены, в завершение своего изгнаннического путешествия из Серифа через Египет и Иоппу убивал Горгону и добывал себе невесту, так и я, по мнению моего наставника, должен в данный момент удирать из Коринфа. "Предоставь мне успокоить страну и присмотреть за твоей матушкой. Возьми новое имя. Побольше поезди. Исполни несколько поручений, отправь на тот свет чудовище-другое и т. д. Поймешь, когда придет время возвращаться; они всегда понимают. Вопросы будут?"
- Я попросил в качестве автобиографической дорожной карты экземпляр Схемы. После короткой паузы он сказал, что с собой в данный момент такового не имеет, но направит мне его, как только сможет представить себе мой новый почтовый адрес. На какое же имя он его пошлет? Еще одна пауза. "Беллерофон, конечно. Это что, проверка?" Мы расстались во мраке сомнений и неуверенности. Давай посмотрим. Я уходил по дороге прочь. Беллерофон значит Беллер Убийца. Вопросы будут?
Но мои ненаглядные покойники уже давно были в постели, мертвая от усталости Филоноя тоже заснула в дремотных сумерках. Скоро я разбужу ее и раню рассказом о ее сестре. Вопросы будут?
У Меланиппы их несколько. Даже много, и все тревожные. Она откладывает их на потом, давай посмотрим, скажем, из-за того, что Медуза в "Персеиде" откладывала свои до самого эпилога. Не то чтобы уважающая себя амазонка в каком-то отношении походила… ну да не обращай внимания. Буди ее.
Пусть она покоится с миром; пусть все. О, как хотелось бы…
Сколь высоко сейчас Беллерофон и Пегас? Не выше макушек можжевельника. Не выше макушек волн. Почти на уровне моря.
Тогда разбуди ее; рань ее прямо сейчас. Чем раньше начнешь и т. д.
- Вот полная история моих сексуальных похождений с сестрой, - разбудил я, чтоб это сообщить, свою женушку. Нет. Ай. О. Проехали.
- Я.
Дальше.
- Я, похоже, знакома с несколькими стандартными версиями, - скажем, сказала она, протирая глаза. - Классический миф, однако, зевок прости бесконечно пересказывается, и удовольствие истинному знатоку доставляют как раз те незначительные вариации, расхождения и лакуны, которые зевок неминуемо возникают среди различных трактовок. Добавь к этому мою любовь к обоим главным действующим лицам этого частного эпизода объемлющего повествования о твоей карьере, и ты зевок увидишь, что, сколько бы боли ни причиняли мне сами события, это не может омрачить мое удовольствие от их лишнего прослушивания. Я приготовлю кофе.
О. Тем не менее я, заскрежетав зубами, продолжал:
- Год или два, убравшись из Коринфа, я поскитался по Пелопоннесу, при случае подрабатывая, осматривая достопримечательности, восстанавливая, как мог, по памяти Схему. Я чувствовал, что в основном завершил первую ее четверть, квадрант Ухода: с моим зачатием и метрикой все было в порядке; Главк мертв; приобрел я и предписанный шрам, метку на память о том, что могло сойти за его попытку убить меня; в подобающем случаю мраке пересек я своего рода порог, у колодца в священной роще получил предписания по путешествию от удостоверенного Spielman'a, под псевдонимом отправился на запад. Достигнув на Элидском взморье песчаного Пилоса, я подумал было, что правильно будет отплыть оттуда гребцом, скажем, на первом же отправляющемся на запад суденышке, чтобы начать тем самым второй квадрант - Инициацию - путешествием по ночному морю.
Но чем дальше я прочесывал берег, тем сильнее одолевали меня сомнения, с той ли я ноги на самом деле начал. Даже со скидкой на определенную гибкость Схемы, мне не верилось, что кто-то из легендарных героев мог начинать главные свои деяния с кровью, как мы это называем, на руках: Одиссей и Эней, если ограничиться двумя Полиидовыми "персонажами из будущего", в самом разгаре своей карьеры будут вынуждены с превеликими трудами вернуться по своим же следам назад лишь для того, чтобы придать земле оставшегося без погребения случайно потерянного сотоварища по плаванию. Недостаточно, на мой взгляд, ясно было и на что же я в точности нацелен - пусть даже чисто внешне: по моим сведениям, ни один герой не отправлялся на запад просто из соображений Схемы; на самом деле, столько же начинало, отправляясь на восток, с тем чтобы потом на запад возвращаться домой. Коли, насколько мне было известно, за вычетом Коринфа я оставался бездомным, добраться туда при моем нынешнем курсе потребовало бы кругосветного плавания, - а Полиид напророчил нам несколькими годами ранее, что шарообразность земли не будет обсуждаться, а тем паче доказываться на протяжении еще многих веков. Наконец, когда я однажды поутру с ленцой пописывал на бережку (как упомянутый Полиидом безымянный менестрель), мне показалось, что над горизонтом машет крылом белый конь. Возможно, это парила чайка - расстояние было большое, а я занят тем, что выводил воображаемыми буквами свое имя, - но на ум мне пришли волшебный Пегас, модельные сандалии Персея - и полное отсутствие любых приспособлений у меня самого, кроме разве что сжимаемого в руке орудия, которое доселе только и сумело, что впутать меня в немалые затруднения. Короче, я почувствовал, что, прежде чем я смогу продолжить свою карьеру, мне желательны по меньшей мере три вещи: ясный совет по поводу очищения от вины; большая определенность в общем направлении моих героических свершений - с конкретными противниками, целями и заданиями; волшебное оружие, средство передвижения или секрет, с помощью которых можно было бы приняться за работу. И за всеми тремя обращаться следовало либо к пророку, либо к богам; чтобы не тратить времени зря, я обратился сразу по обоим адресам, останавливаясь для молитв в каждом храме Афины, попадавшемся мне на обратном пути к Полииду.
- Афины?
Почему не Афродиты?
Занимать одним и тем же рассказом одновременно и жену и любовницу - дело непростое. "Де-Де, баловень Афины, умер ведь, Филоноя, в роще Афродиты, верно?" - "Ну да". А я, Меланиппа, всю ночь промариновался в дыре богини пола. Ну и? "Беллерофону нужна была не любовь, а совет. Придя в Тиринф - ближе, как подсказывало мне чутье, подходить к Коринфу было небезопасно, - я получил и то и другое".
