Я замерла.
— Сперва ты говоришь, что мне нужно только пойти с тобой в Дортуар, и все. А в следующую секунду заводишь речь о том, что я должна сделать что-то еще. Нет, Лоренс. Нет.
— Но… я имею в виду труп Колдера. Мне необходим свидетель.
Когда он произнес слово «свидетель», сетчатая дверь открылась, едва не ударив меня по лицу. Я еле успела посторониться — на пороге возникла Люси Грин и направилась вниз по лестнице. За нею проследовала Арабелла. Обе зашагали к автостоянке.
— Привет, — сказала я Люси.
— О-о, привет, — отозвалась она, но таким тоном, будто мы незнакомы. Арабелла же вообще промолчала.
Когда они отошли на безопасное расстояние, я сквозь сетку заглянула в холл. Там царила прохлада. А здесь было сущее пекло.
— Прошу тебя. — Лоренс опять взялся за уговоры. — Ты не понимаешь.
Совершенно верно. Я не понимала.
И стояла как каменная.
— Продолжай. Убеди меня.
— Нельзя допустить, чтобы это сошло им с рук, Ванесса.
Помолчав, я спросила:
— Что «это»?
— Помнишь, — сказал он, глядя в сторону «Росситера», где Петра как раз вышла на террасу, с пивом в одной руке и «Смертью в Венеции» в другой, — исчезновение Джимми Хоффы?[25]
— Конечно, помню. Его убили.
— Убили?
— Да. Убили и…
— Да?
— Джимми Хоффу убили, Лоренс. Это все знают. Убили и избавились от трупа.
— Убили и избавились от трупа…
— Да. — Я прихлопнула муху.
Петра расположилась на своей уютной террасе, посмотрела на океан. Я видела, как она вздохнула — с удовлетворением, — открыла книгу, глотнула пива. Интересно, почему Лоренс — раз уж ему так хочется играть в Шерлока Холмса — не выбрал ее на роль доктора Ватсона. Может, она слишком много читала и взяла бы над ним верх?
— Откуда ты знаешь, что его убили?
— Кого?
— Хоффу.
— Потому что он был убит. Это общеизвестно.
— Может, и общеизвестно — однако трупа никто не видел, Ванесса.
— Ну хорошо, Лоренс. К чему ты клонишь?
— По-моему, они опять сделали то же самое. Возможно, сделали то же самое и теперь готовятся ликвидировать еще один труп. Колдера. Только вот…
Я ждала.
— По-моему, не придумали пока, как это сделать. Да, пока. И поэтому… он лежит в Дортуаре.
Я глубоко вздохнула, прищурилась и, глядя на океан, подумала о том, что бы могло случиться, пропусти я сказанное мимо ушей. Подняла руку, ладонью заслонила глаза от слепящего блеска айсберга.
Айсберг.
Айсберг, про который мать малыша Терри Непоседы говорила, что на рисунке «кой-чего недостает». Во всяком случае, смысл был такой. «Кой-чего недостает… надо вот так». И подрисовала сама, ярко-зеленым.
Внезапно я прямо воочию увидела миссис Маддокс, как она — маленькая, безукоризненная, в итальянском костюме зеленого шелка — сидит у нас в холле, улыбается незнакомцам у нас в холле, в холле нашей… моей гостиницы, по которому ее муж только вчера прошел навстречу смерти.
— Ладно, Лоренс, — сказала я. — Ладно. Если я уступлю твоему нелепому капризу, пойду в Дортуар и осмотрю эти подозрительные останки, тогда ты — сразу после того как я их осмотрю — уступишь моему нелепому капризу и пойдешь со мной в комнату Лили Портер?
— Конечно, пойду. Конечно.
Я спустилась на дорожку.
— Тебе не кажется, что надо бы помахать Петре? Она ведь наблюдает за нами.
— Знаю, что наблюдает, — ответил Лоренс. — Сам ей и велел.
Ах, вот как Значит, он ее завербовал.
Вероятно, на роль миссис Хадсон.
...
96. В ранние послеобеденные часы Дортуар либо пустует, либо в нем обитают немногие отдыхающие члены персонала. Большинство студентов в это время дня идут после смены на пляж и спят себе там, жарясь на солнце. Я, правда, слышала далекие звуки радио, когда мы подходили к старой постройке, но во всем остальном она казалась необитаемой.
Рассказывая про Дортуар, я забыла упомянуть, что он служит не только жильем, там помещается еще и прачечная-автомат, которая распространяет очень приятные — по крайней мере, для меня — запахи мыльной воды, отбеливателя и чистых простынь. После лагеря все свидетельства чистоты — начиная от звука воды в душе и кончая запахом прачечной — стали величайшими удовольствиями моей жизни.
Двор по фасаду укрыт тенью огромных каштанов, и я не припомню случая, чтобы, вступая под их сень, не вспомнила строки: Под раскидистой кроной каштана / деревенская кузня стоит. Ощущение прошлого в их присутствии очень обостряется.
Лоренс желал полной непринужденности. И с этой целью устроил целое представление: со стороны казалось, будто он ведет оживленную беседу. На самом деле ничего подобного. Он рассказывал мне — вполголоса, — как наткнулся на тело Колдера, но сопровождал свой рассказ множеством совершенно неподходящих жестов и гримас, улыбок и смеха.
— Ты, наверно, помнишь, а может, и нет, что, когда сегодня утром звонила насчет фотографий, я не сразу подошел к телефону?
— Да, помню. Вдобавок ты запыхался.
— Верно. Мы с Петрой собирали белье в стирку.
— Собирали белье? И от этого ты запыхался? Со мной такого не бывает.
— Ну, может, тебе не приходится таскать узлы вверх-вниз по лестнице, Ванесса. А мы как раз таскали. Стирать была очередь Петры. В смысле принести белье сюда и дежурить возле машин. Она никогда не возражает — у нее всегда есть что почитать, и шум воды ей нравится. Думаю, действует как успокоительное. Ну так вот, она сидела тут с книжкой и вдруг почувствовала, будто потянуло холодом.
— Холодом? В такую-то жару?
— Она подумала точно так же. Решила, что все это как-то глючно. Встала и пошла посмотреть.
— Глючно?
— Ну, странно… необычно. Может, внезапный ливень или там буря… Вышла и видит: фургон со льдом…
Мы уже добрались до дверей прачечной и стояли у входа.
— Фургон со льдом? — переспросила я. Таких фургонов я не видела и не слышала о них Бог весть сколько лет.
