Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
Разир выказал интерес к разговору на тему разных психологий.
— Проследим, к примеру, за поведением Тада и Гунча, — начал он.
Раздались смешки — кое-где даже завистливые.
— Что значит «проследим»? Ты что, любитель подглядывать?
— А жаль, что не бывает третьего пола, — вздохнула Строй. — Чем больше участников, тем интереснее.
— И чем бы этот третий пол занимался?
— Вел счет? Как на матче…
* * *
— Ой, меня тошнило, как… я не знаю… кого на свете больше всего рвет?.. короче, развезло как свинью. В жизни больше туда не залезу, — говорила Туот, жалуясь Даарку на катание в новехонькой центрифуге для беременных. Она во всех красках и звуках изобразила, как именно тошнило ее, после чего взялась повторять это от имени своих товарок. — А вообще, это очень странно. Смотри, Марс ведь тоже крутится? Отчего же мы не блюем?
— Надо спуститься в погреб и поговорить с инженерами. Может, дело в регулировке скорости?
Туот картинно дернула плечиком:
— Все равно не полезу туда, ни за какие коврижки в мире. Хотя бы и с китайским чаем… Ой, а ты слыхал новость про этого шельмеца… как его… Сквиррел?
* * *
Через сутки после пожара и начала марсианского лета кое-какие зюйдамерские погорельцы еще сидели под дверями соседских башен, сгрудившись вокруг воздушных баллонов, которые они либо притащили с собой, либо получили по гуманитарной помощи. Непонятно отчего, но все эти бедолаги казались лишь облачком на горизонте — в сравнении с самим фактом катастрофы, которая легла на Западную башню грозовой тучей. Айми порывалась обсудить ситуацию, понимая, до чего насущным является скорейшее принятие решения.
— Мы все расстроены бедой с Зюйдамерской башней. Погибли многие, а ведь они такие же люди, как и мы. Хотя мы обязаны что-то предпринять, мы просто сидим сложа руки и ждем каких-то распоряжений. С чего это вдруг? Неужели сострадание появляется по указке? — Она фыркнула. — Сидим и делаем вид, что слишком заняты ремонтом фильтра на водозаборнике, куда написали местные рыбозверьки…
— И не будем забывать, что в той воде искупалась Тирн! — крикнул кто-то с места.
— А как насчет куда более серьезной головной боли, а именно нашей неспособности размножаться на сей отсталой планете? Смерть в огне прямо сейчас или же смерть по прошествии некоего времени… Да весь этот проект яйца выеденного не стоит, если у нас не будет детей! Парадигма освоения Солнечной системы целиком зиждется на плечах будущего поколения — родившегося вне Земли. Незадолго до нашего вылета с Луны, — продолжала Айми, — я сходила в оперу под названием «Але, Сатурн! Сталь на проводе». Музыка просто фантастическая, но сюжет, как сплошь и рядом бывает с операми, ни в какие ворота не лезет. Наш герой влюбляется в таинственную незнакомку, которая прибыла на Землю с одной из сатурнянских лун. Между тем сын героя, Кандо, пропадает где-то в космосе, и о нем ни слуху, ни духу… Разыгрывается кошмарная буря — дзынь! соло на тарелках, — наш герой спасает загадочную красавицу от утопления. Романтическое соитие, и лишь по его окончании гостья Земли раскрывает тайну: она, оказывается, создание металлическое. У них рождается полностью железный мальчик, и вся троица летит на Титан, ту самую сатурнянскую луну, где обитают ее соплеменники. И там наш герой встречает блудного сына. Всеобщая радость и умиление! Занавес.
Многие не сдержали презрительного фырканья.
Айми не унималась:
— Я это к чему? А к тому, что хотя пение было замечательное, музыка супер и декорации не подкачали, более нелепого сюжета и вообразить трудно. Скажем, Лев Толстой в своем эссе «Что такое искусство?» высмеял оперу с похожим — по духу — содержанием. Необходимо стать ряженым, чтобы зрителя можно было протащить через все три акта. Но задумайтесь еще разок про «Але, Сатурн!». Нет ли тут потаенного смысла? Что, если для заселения далеких планет нам действительно надо изменить себя? Мутировать? Как знать, может, мы уже переживаем пресловутую бурю, гибель наших драгоценных младенцев, и лишь после нее, приобретя нужную форму для дальнейшей — надеемся мы — экспансии, хотя бы и на Юпитер с его лунами. Эволюция — процесс непрерывный. Примеров тому не сосчитаешь. Ну-ка, кто может привести хотя бы один?
Быстрее всех оказался Доран.
— Вышло так, что на свет меня произвели в стране, которая тоже претерпевала своего рода эволюцию. Некогда ее называли Югославией. Куда ни кинь, сплошной хаос, и родители решили перебраться со мной на некий хорватский островок. Там жили ящерицы, у которых захват челюстей — другими словами, укус — намного превосходил способности ящериц на соседских островах. Из-за более пышной и прочной растительности. Этому я сам свидетель: одна из них меня цапнула. — Как всегда, Доран изъяснялся без особых церемоний. Пока слушатели хмыкали, он добавил: — Вот вам пример моей личной боли, за которую следует винить эволюцию, хотя есть случаи похлеще. Например, африканские слоны с их укороченными бивнями, о чем как-то раз упоминал Даарк.
Кто-то принялся выкрикивать с места, что и бактерии с дикой скоростью мутируют, приобретая резистентность к антибиотикам.
Айми вскинула над головой обе руки:
— Ну хватит, хватит. Подведем итоги. Подождите всего-то лет пять. Наши матки приспособятся к местным условиям. Ну чем матка хуже слоновьего бивня! Наши плоды тоже сообразят, что к чему. Да мы будем ходить по пояс в младенцах! На спор?
К ее изумлению, аудитория взорвалась восторгом.
Будто других дел нет.
* * *
К полнейшему изумлению Айми, никто из ее товарищей — даже самых образованных — не удосужился прочесть дарвиновский труд «О происхождении видов», пусть даже они поняли и приняли умозаключение Дорана как само собой разумеющееся. У Айми на диске нашлось старинное издание книги Алана Мурхеда, и она проигрывала запись любым желающим, многие из которых особенно интересовались описанием тех открытий, которые Дарвин сделал на Галапагосах.
«Вьюрки оказались невзрачными и пели отчаянно немузыкальными голосами. Все как один с куцыми хвостиками. Они строили гнезда с навесами и откладывали по четыре яйца в пунцовых крапинках. Оперение относительно разнообразное: от черного как смоль до зеленого, согласно территории обитания… Но в первую очередь Дарвина изумило многообразие форм их клювов. Было очевидно, что на разных островах птицам были доступны несхожие виды пищи. К тому моменту он, должно быть, уже понял, что оказался у истоков ошеломительного и тревожного открытия…»
— Смотрите, — говорила Айми, — мы все равно что те вьюрки, «согласно территории обитания» пребывающие на пороге эволюционного скачка. Какие там терапсиды! Тьфу, древность допотопная. Зато мы — новый этап. Гордитесь!
* * *
Среди неучастников собрания имелось три лица, представляющих известный интерес, как-то: Ноэль, которая упорно ждала СУ-ответа на предмет погорельцев-зюйдамерцев; Фихт, который сменился с вахты и уже спал в койке-этажерке, уложив свой пенис вдоль ноги как дрессированную гадюку; и Тад, который обнимался со своей сливочно-кремовой любовью по имени Чан Му-гунча лицом к лицу, всасывая ее дыхание и прелесть.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
