Трактир, в котором они сегодня остановились, был большой удачей. Линия ямских станций, что тянулась от ромейской границы до самого центра Улуса была проведена по дороге к основной переправе, между Румом и улусом, а отряд Амара двигался по параллельной дороге от второй переправы, которая сольется с основной дорогой лишь далее. Это и замедляло движение, и заставляло ночевать под открытым небом. Если б не этот трактир, то пришлось бы бедняге Хунбишу холодить свое тело в походном шатре. В отличие от некоторых соплеменников он не был приверженцем традиций отцов и считал что основательные здания лучше кочевых шатров. В домах больше места, и это позволяет наполнить их комфортом. Впрочем, пользоваться шатром все равно еще придется…
Урах должен будет всю жизнь его благодарить за то, что Хунбиш взялся за дело его брата, требующее столько дальних разъездов. Он даже похудел. Хотя… Хунбиш уже сомневался, что Урах вообще знает, что такое благодарность. И тонкого политика из Ураха воспитать тоже не удалось. Новый хаган оставался прямым как дорожный столб и кровожадным как тигр. Он признавал лишь один закон — свои желания. К сожалению, Урах в свое время оказался единственным из сыновей прежнего хагана, который исповедовал ислам. Больше выбирать было не из кого, Хунбиш-Бильге с союзниками сделали ставку на единоверца. Ставка оправдалась, но Аллах свидетель, до чего же непредсказуемым и опасным оказался хаган Урах. Стоило кому-то в его глазах совершить ошибку, и любые прошлые заслуги и высокое положение уже не принимались в расчет. Хунбиш видел немало примеров. И это заставило его, Хунбиша, одного из самых приближенных к правителю сановников, испытывать сомнение в своей безопасности.
Он замечал похожее затаенное чувство в глазах других вельмож. И уже шли разговоры. Первые, осторожные, прощупывающие, полунамеки. Будто мягкими кошачьими лапками со спрятанными когтями трогали друг друга вельможи. И звучали неслышным отзвуком не заданные вопросы. Не перестал ли слушать мудрых нынешний хаган?.. Не забыл ли благодеяний своих благодетелей?.. Долго ли живут владетели, забывшие своих верных друзей? Долгих лет нашему хагану!.. Долгих лет!..
Опасны такие разговоры. Говорить такое — как идти с шестом по тонкому канату над пропастью. Не захочет ли твой собеседник получить милость хагана, раскрыв услышанную крамолу? Тяжелой гирькой ложится это желание собеседника на одну из сторон шеста и может скинуть тебя вниз. Но боится и сам собеседник, боится, что завтра прогневит чем-то бешеного хагана, от которого нет защиты. И боится, что заговор все же состоится — без него, — и тогда мимо пройдут все блага от нового раздела власти, а верность мертвому хагану припомнят. Эти страхи ложатся на другую сторону шеста, уравновешивают баланс. И канатоходец делает еще один крохотный шаг вперед. Долгих лет жизни нашему хагану! Долгих лет!
Гвардией своей силен Урах. Обласканные им единоверцы-муслимы собраны в стальной кулак в столице улуса. Этих он не бьет своей яростью, и командиры хешиха у хагана в почете. Потому верна гвардия Ураху, и нет пока силы, способной сломать его власть. Пока… Но уже обхаживают тайком некоторые вельможи оттесненных на окраины улуса старых бегов прежнего хагана, затаивших обиду на Ураха. И еще вопрос, в ком больше силы. В корпусе хешихтэнов, где отборные войны мягчеют в холе и неге, или же в закаленных многими боями туменах внешнего войска. Да и отбирают теперь в ближнее войско хагана не только по военной сноровке, но и чтобы обязательно был гвардеец муслим. Старики говорят, не тот теперь стал хеших хагана, не тот… А еще вопрос — многих ли властителей смогли защитить грозные стражи с блестящим оружием от малой щепотки порошка, попавшей в еду? Знает о том Урах, пробуют пищу перед тем как подать хагану пристольные люди. Но и яды бывают разные. Есть такие, что могут не проявляться много-много дней. Единственный кто защищен ото всех ядов тот, кого не хотят отравить… Долгих лет жизни хагану. Долгих лет.
Так тихой змеёй в траве ползет молвь. Идут по канатам гигантской паутины столичных интриг придворные канатоходцы. Но знал тогда, перед отъездом, Хунбиш, чутьем чуял, не в этом году созреет и выплеснется нарыв заговора против Ураха. До тех пор нужно было еще дожить. Потому и взял на себя Хунбиш дело, которое потребовало отлучки из столицы улуса; хотя для придворного такая отлучка может быть гибельна, ибо теряет он знание властной интриги, которая изменчива как быстротечная река. Но есть у Хунбиша и люди, и цепкие связи. Умеет Хунбиш до последнего быть и в том и в другом лагере, лишь перед самой победой выбирая правильную сторону. И в еще толком не оформившимся стане заговорщиков Хунбиш, и одновременно не в нем. Свершая важное поручение Ураха, обретает Хунбиш шаткую милость хагана. А заговор пусть зреет. Чаще всего заговоры раскрываются на ранних сроках, когда не определены люди, спаянные общим интересом, и заговорщики вводят в свой круг не того человека. В это раннее время очень неплохо оказаться подальше от заговора. Время покажет, крепок ли плод, или в него еще в малом виде пробрался червь… Так думал Хунбиш. Конечно, можно и ошибиться в расчетах, слишком быстротечна и переменчива река интриг. Риск? Вся власть риск! Не учтешь всего. Особенно если приходится иметь дело не с уравновешенными людьми, а с таким буйным правителем как Урах. Во властной паутине достаточно одного такого буйного, чтобы сотрясалась она вся, теряя и стройность, и логику. Вот и вышло, что Урах сломал своей очередной выходкой все тонкие расчёты Хунбиша. Весть эту Хунбиш получил, сойдя с парома на границе улуса… Глупость… Глупость, к которой, будем надеяться, никто не окажется готов.
Хунбиш очнулся от раздумий и обнаружил, что смотрит в пустоту тускло освещенной комнаты, оперившись на ширму. Так вся вода остынет… Хунбиш подошел к кадке, выпростал ноги из мягких сапожек, скинул одежды, бросив их на ширму, взобрался на приступочку, поднял ногу и с предвкушением начал опускать ей в кадку. Вода охватила кожу теплом материнских рук и покрыла поцелуями самой ласковой любовницы. Вэй!.. Хорошо… Нега… Сейчас вот и вторую ногу…
Раздался стук в дверь.
— Ну что там?! — с досадой рявкнул Хунбиш-Бильге застыв на полпути к погружению в кадку.
— Хунбиш-Бильге, это я, Амар, — раздался голос из-за двери, — хочу поговорить с тобой.
Стальным усилием воли Хунбиш задушил полезшие на язык ругательства. О, Аллах, этот мальчишка просто был рожден, чтобы испортить ему жизнь… Однако, чего он хочет сейчас?
— Один миг, высокородный, — сменив тон, ответил Хунбиш.
Он вылез из кадки, шлепая по холодному полу, влез мокрыми ногами прямо в походные сапожки, запахнул шелковый халат на толстом животе, пошел к двери и открыл. За ней обнаружился Амар. Внешний вид его сразу подсказал, что мальчишка чем-то рассержен. Глаза его пылали, крылья носа хищно подергивались. Ну, сейчас узнаем, в чем дело.
— Прости за неподобающий вид, высокородный. — Хунбиш отошел в сторону, с поклоном впуская Амара в свою комнату. — Присядь. Я слушаю со всем вниманием.
— Хунбиш-Бильге, я пришел спросить тебя, — оборвал его Амар не садясь, и вышагивая по комнате, — кто я — член правящего рода или же пленник?
