— Моя кузина Линда. Она будет только счастлива прийти посмотреть на ваш дом, если вы этого хотите.
Сигги написала номер телефона.
— Я позвонила Кросби. Он заедет, чтобы убрать развалины сарая и упавшие деревья. Останешься ты или уедешь, нехорошо, что у тебя дрова валяются по всему участку.
Эмма вернулась домой и замесила тесто на блины, добавив туда клубнику, из-за которой возникло столько неприятностей. И поскольку Коли все еще спала, она позвонила матери во Флориду.
— Не могу поверить, что вы подарили мне этот дом. Мне ведь дома никогда не нравились, — сказала Эмма. — Я девушка городская.
— Этот дом ты всегда любила, — отозвалась Кэтрин. — Когда ты его увидела в самый первый раз, ты сказала, что это самое красивое место, пусть даже и на краю света и мы можем оттуда свалиться. Ты была очень храброй девочкой.
— Помнишь Сигги Магуайр? Она просила передать тебе привет. И она по-прежнему собирает твою чернику.
— Как-то раз я покупала там продукты, а Сигги побежала за нами на парковку. Она сказала мне, что ты совершенно необыкновенный ребенок.
— Что да, то да, я была необыкновенным ребенком. Наполовину лысая и худая как палка. Помнишь, какое-то время у меня начали расти черные волосы. Я была ведьмой, мама.
— Сигги вовсе не это хотела сказать. У нее были слезы на глазах.
— Не знаю, захочу ли я его оставить, — сказала Эмма. — Я имею в виду дом.
— Мы купили его спонтанно, может быть, и продать его тоже нужно спонтанно, — сказала Кэтрин. — Как бы я хотела быть сейчас с тобой.
— А из репы делают заготовки? — спросила Эмма, прежде чем повесить трубку. — Я тут нашла в поле целую грядку.
— Чатни,[13]— предложила мать. — Попробуй чатни. Я тогда планировала сделать, но мы так и не успели.
Когда Коли проснулась, обнаружилось, что ожоги от плюща чешутся еще сильнее. Волдыри на руках вздулись, как от пчелиных укусов. Она даже не проявила интереса к блинчикам с клубникой. Да и какой там интерес? Она решила вернуться домой.
— Мне очень жаль, что я так поступаю с тобой, — сказала она Эмме. — Очень не хочется уезжать раньше времени, но мне ужасно плохо.
Они сложили вещи в машину, но в самый последний момент Эмма вынула свои сумки и оставила их в прихожей.
— Я с тобой не поеду. Я не хочу, чтобы из-за меня ты делала крюк. Будет быстрее, если ты сразу поедешь в Нью-Йорк, а я спокойно сяду на автобус. Он останавливается на углу, прямо около магазина.
— Нет, — заявила Коли. — Так уж я совсем буду чувствовать себя предателем.
— Да ничего страшного. Плюс к тому, я собираюсь делать чатни из репы. Вот, посмотри.
На кухонном столе рядком лежали репки.
— Видишь, мне нужно остаться. И я обещаю — тебе немного тоже пришлю.
— Зелье для плача? Нет, спасибо. Мне репа не особо нравится.
Эмма вышла к дороге и помахала вслед. Она совсем забыла, как здесь тихо. Только шум ветра. Она пошла в поле и нашла еще двенадцать репин, все розовато-коричневые, по краям тронутые белым и фиолетовым. Даже заброшенные и позабытые, они росли, казалось, аккуратным рядком.
Эмме нравился их земляной запах. Она сварила корнеплоды в кухне, потом порезала их вместе с луком и сушеным розмарином. Банки под заготовки стояли под раковиной, она помыла их и прокипятила в старой кастрюле для лобстеров.
Окна в доме запотели, через них ничего не было видно. Эмма вновь подумала, какой она была до того, как заболела, и кем стала. И не видела между этими двумя личностями ничего общего. Кем была та девочка, за которой люди бежали до самой парковки? Кто вызывал слезы на глазах у незнакомых людей? Кем она могла бы стать, если бы не проснулась однажды утром с опухолью под мышкой? Кого она бы полюбила?
Эмма заметила что-то за окном. И по ее спине пробежал холодок, несмотря на то что в кухне было жарко. Когда берешься за заготовки, температура все растет и растет. Всю жизнь так было. Эмма с мамой всегда варили варенье в старом полуразрушенном сарае, и никогда здесь, на кухне. Теперь Эмма знала почему. В помещении стало ужасно душно. Почти невыносимо. Все окна запотели, и капли стекали по стеклам, как слезы.
На пол упала тень — темный отблеск в золотом свете дня. Увидела ли Эмма что-то за окном? Она ладошкой протерла стекло — получился чистый от пара круг. Там были койоты, припомнила она, и это движение, такое стремительное и проворное, было как раз характерно для них. Жили на участке и дрозды, но мимо окна мелькнуло нечто очень быстрое, порхнуло и пропало.
Выглянув во двор, Эмма ровным счетом ничего не увидела, но оставила банки кипятиться дальше, а сама пошла взглянуть получше. Там совершенно точно никого не могло быть.
Широким шагом она обошла двор, уверенная, что тень ей просто почудилась. Она была убеждена в этом и поэтому почти натолкнулась на него — на светловолосого мальчика лет десяти. Шустрого, как койот. Осторожного, как дрозд. Но достаточно нахального, чтобы наблюдать за ней через окно. И даже на чужой территории, это-то очевидно. Вот ведь маленький нарушитель границ.
— Прошу прощения, — сказала Эмма язвительно.
— Вам вовсе незачем это делать. — Лицо у мальчика было серьезным и деловитым. — Это же ваш дом.
— И правда. Я знаю, что мой. Я Эмма. Я приезжала сюда на лето и жила здесь.
Она вспомнила, что местные жители подшучивали над тем, что в их лесу обитали привидения, что чьи-то фигуры мелькали в лесной тени. Брат Эммы, Уокер, теперь полностью поглощенный фактами и статистикой, тогда верил в подобные вещи. «То, что ты не видишь привидение, — сказал он как-то Эмме, — вовсе не означает, что его там нет».
У мальчика, стоявшего во дворе у Эммы, руки были все в царапинах оттого, что он прыгал и скакал в колючих кустах ежевики. Он вытащил шнурки из кроссовок, и от этого щиколотки выглядели шаткими, как у жеребенка. Наверное, он быстро бегал. Наверное, он мог назвать любое созвездие в небе.
— А что вы там делаете?
Он смотрел мимо Эммы, за дверь. Даже оттуда, где они стояли, было слышно, как булькала вода в большой кастрюле на плите, а в ней позвякивали банки.
— Чатни из репы. Похоже на джем.
Мальчик сморщил нос.
— Фу. Репа ни на что не годится.
— Думаю, тебя ждет сюрприз, — отпарировала Эмма. — Но ты ведь так и не сказал, кто ты такой.
— Я все время прихожу сюда и ловлю рыбу, — сказал мальчик. — Не говорите никому, а то мне влетит.
— От мамы?
Сейчас она увидела, что глаза у него были карие, такие, которые кажутся зелеными, или серыми, или карими в зависимости от его настроения. И в этих глазах она увидела нечто такое, что, бывало, чувствовала она сама, но начисто забыла вплоть до этого момента.
