День двадцать восьмой 6.00 вечера
Колридж нажал на магнитофоне кнопку записи.
– Свидетельские показания Джеральдины Хеннесси, – произнес он и пододвинул микрофон через стол Тюремщице.
– Вам к этому не привыкать, мисс Хеннесси?
– Миссис.
– Извините. Я хотел сказать, миссис Хеннесси, что вам не привыкать записываться на пленку.
Джеральдина только улыбнулась.
– В таком случае расскажите о том вечере, когда все произошло.
– Вы знаете столько же, сколько я. Все записано. Вы видели кассеты.
– Я хочу услышать от вас. От самого «Любопытного Тома» лично. Начнем с парилки. Ради бога, зачем вы заставили их это делать?
– Таково было задание. Раз в неделю мы просили их что-нибудь выполнить. Чтобы чем-то занять и понаблюдать реакцию на совместную работу. «Арестанты» рисковали частью бюджета на спиртное и еду, если совершали ошибку. В данном случае им предоставили инструменты, полиэтилен, пару нагревательных элементов и инструкции. И как выяснилось, они прекрасно справились.
– Вы объяснили им, как все сделать?
– Естественно. Как бы иначе они обошлись? Вот вы сумели бы из дерева и пластика сконструировать индейскую парилку?
– Скорее всего, нет.
– И другие бы не сумели. Ребятки получили чертеж, материалы и указание, где установить конструкцию, чтобы она находилась в зоне объективов камер. Они все в точности исполнили. Это заняло три дня. На закате в субботу мы дали им от пуза спиртного и приказали приступать.
– Почему вы разрешали им напиваться?
– Разве не ясно? Чтобы спровоцировать близость. Программа шла три недели. Но, за исключением пролета с Хэмишем и Келли на сексодроме, не было ни единого намека на интимные отношения. Я намеревалась их расшевелить.
– Что ж, – буркнул Колридж, – вам это вполне удалось.
– Не моя вина, что случилась такая подлянка и кого-то на фиг укокошили.
– Не ваша?
– Ни хрена не моя.
Колриджу невыносимо было слушать ее нецензурщину, но он прекрасно понимал, что не имел права проявлять возмущение.
– Я работаю для людей, инспектор, – продолжала Джеральдина. – Делаю телепрограмму. Извините, если вам это не по нраву, но я считаю, что телевидение должно быть сексуальным! – Она сказала это так, будто разговаривала с выжившим из ума восьмидесятилетним старцем. И хотя Тюремщица была всего на два года моложе Колриджа, между ними пролегла непреодолимая пропасть. Джеральдина вливалась в каждое новое подрастающее поколение и по крайней мере в собственных глазах оставалась вечно молодой. А инспектор, наоборот, был будто рожден стариком.
– Зачем вам понадобилась темнота?
– Я считала, что это поможет им раскрепоститься. Чтобы они почувствовали полную анонимность.
– И в этом вы тоже преуспели, миссис Хеннесси. Создали главный препятствующий расследованию фактор.
– Знаете что? Я понятия не имела, что один из них сбрендит и кого-то ухайдакает. Я давно корячусь на телевидении, но мне никогда не приходило в голову, что программу следует делать так, чтобы потом копам было легче распутывать убийство.
Колриджу пришлось согласиться. Он пожал плечами и подал Джеральдине знак продолжать.
День двадцать седьмой 8.00 вечера
Парильня в мужской спальне была готова, но сами «арестанты» сидели в гостиной и пили, стараясь перед решительным моментом довести себя до кондиции.
– Нам предстоит провести там четыре часа, – заметил Газза. – Если вы не хотите, чтобы взошло солнце и застало нас нагишом, нужно отправляться не позже часа.
– Хорошо бы покончить со всем пораньше, – сказала Дервла, отхлебнув глоток крепкого сидра.
– Не слишком накачивайся, Дерво, – предостерег ее Джаз. – Парильня не лучшее место, чтобы блевать.
Дабы ребятки должным образом одурели, «Любопытный Том» расщедрился на все атрибуты роскошной гулянки: прислал немерено выпивки, обязательный набор закусок, бумажные колпаки и интимные игрушки.
– А это что такое? – спросил Гарри.
– Секс-шарики, – объяснила Мун. – Их вводят во влагалище.
– Иди ты!
– У меня есть такие дома. Потрясающе! Ходишь постоянно возбужденной. Вот только случаются всякие несуразицы. Я, как правило, не ношу трусов. Однажды шарики выпали прямо в магазине и в овощном отделе звякнули об пол. Тут же подваливает какой-то старикан, подбирает их – он и понятия не имел, что это такое, – и подает мне: «Дорогуша, это не вы потеряли?»
Джаз выудил из короба нечто вроде пластмассовой трубки.
