— Что мой двойник рассказывала вам о месте, куда вы отправляетесь? — спросил Шарль Вильерс, когда они с новой мадам Луной — несмотря на сходство, ее невозможно было спутать со старой — сопровождали Эверетта Л от портала Гейзенберга.
— По ее словам, какие бы слухи ни разносили по коридорам школы одолеваемые гормонами юнцы, они далеки от истины, — ответил Эверетт Л.
— Так и есть, — согласился Шарль Вильерс, — истина много хуже.
И рассказал ему все.
В похожей на пещеру белой комнате глубоко под поверхностью обратной стороны Луны дама в сером показала Эверетту Л, что тринские технологии способны противопоставить Нано.
— Направьте туда ее, — предложил Эверетт Л.
— Я ведь говорил, что Трин не есть разум в привычном для нас понимании. Разуму Трина неведомы желания, он лишен честолюбия. Ему нет ни до чего дела. Инфундибулум безразличен ему, как результат футбольного матча. Людей мотивировать легче. У них есть чувство долга. За то, что Пленитуда сделала для вас, она потребует платы.
— Пленитуда? — переспросил Эверетт Л. — Или Орден?
Даже опустевший и заброшенный, этот Лондон поражал воображение. В мире Эверетта Л башни — следствие влияния Тринской архитектуры — были выше, но смелость и полет воображения здешних строителей выдавали культуру, уверенную в собственном совершенстве. Вершины башен разворачивались цветочными бутонами, взлетали птичьими стаями; крыши парили в воздухе; дворики изгибались, словно морские раковины; дома испуганными ангелами нависали над улицами. Ничто не казалось прочным и окостеневшим, все жило, двигалось, все переполняла энергия. Город походил на застывшее балетное па. Собор Святого Павла окружал почетный караул небоскребов, утонченных и изящных, словно турецкие клинки, замершие в приветственном салюте. Флит-стрит напоминала карнавал: фантастические строения в форме рыб, облаков, тропических деревьев, редких минералов и загадочных головоломок нависали над старинными домами, не заслоняя их. Некоторые улицы казались Эверетту Л знакомыми, однако большинство поражали новизной: этот виадук в его мире никогда не пересекал Стрэнд, этот терминал на вокзале Чаринг-кросс — весь стеклянный, на изящных железных ребрах — никогда не был построен. Откуда взялся грандиозный оперный театр восемнадцатого века? А крытый рынок на Риджент-стрит? А изящные георгианские полумесяцы и круги из домов? Этот Лондон сочетал в себе изящество, гармонию и заботу о нуждах горожан.
Но стоило опуститься ниже, и в глаза бросались ржавеющие остовы автомобилей, груды скарба, обращенного непогодой в гниющий хлам, заросли кустарника и трава, пробивающаяся сквозь асфальт. Пустота за каждым окном, пустота везде и всюду. Молчание ужасало. Лишь гудели моторчики дронов да ветер шелестел между мертвыми зданиями.
Темная башня возвышалась на фоне горизонта, словно нож, воткнутый в сердце Лондона. Эверетт Л летел в другую сторону, однако башня притягивала, поражая взор, заставляя сердце болезненно сжиматься. По спине бежали мурашки, мошонку стянуло от ужаса.
Он летел над дымоходами и балконами Мей-фэр, а перед ним простирался Гайд-парк. Озеро Серпантин превратилось в топкое болото, заросло камышом, прихваченные морозом водяные лилии почернели. Там, где в мире Эверетта Л тянулись подстриженные газоны, здесь бушевали ежевика, буддлея и вербейник. Эверетт кружил над парком, ища место для посадки. Следовало заправиться перед долгим полетом в Оксфорд. Дополнительный блок питания везла мадам Луна — где она его прятала и как подзаряжала, было непостижимой загадкой тринских технологий. Открытые пространства Гайд-парка хорошо подходили для посадки и заправки.
— Почему в Оксфорд? — спросил Эверетт Л Шарля Вильерса.
— Эгистрия создала там свой форпост. Посмотрим, сколько им удастся продержаться.
— Вы можете просто переместить меня через портал.
— Они запечатали порталы.
— Так распечатайте, вы же Орден.
Долгий тяжелый взгляд Шарля Вильерса мог заморозить даже ледяное сердце Эверетта Л.
— Кое-что и Ордену не под силу. Порталы Гейзенберга на Земле-1 отправят вас прямо на Солнце.
Пришла очередь Эверетта Л погрузиться в холодное молчание.
— Тогда пусть будет Тоттенхем.
— Так-то лучше. А теперь давайте испытаем новое оборудование.
20
Эверетт Л легко, словно во сне, коснулся земли, снял очки, отстегнул стропы и привязал дрон к фонарному столбу, заросшему травой. Со всех сторон высились здания, а он стоял среди них один-одинешенек. Эверетт Л вытянул руки и крутанулся на пятках. Из горла вырвался крик: «Я здесь! Один посреди мертвого города! Я, Эверетт Сингх!»
Птицы вспорхнули с веток. Пар от его дыхания повис в морозном воздухе.
Мадам Луна приземлилась рядом, даже не задев травы. Она никак не отозвалась на крик Эверетта Л. Она вообще ни на что не отзывалась.
Над ним кружили птицы, усаживаясь на ветки. Если, конечно, это птицы. Нано могли принимать любые обличия, они забирались внутрь тел и носили их, как пиджаки. В этом мире ничему нельзя доверять. Вильерсы были правы: действительность оказалась куда страшней слухов.
Поверхность темной башни состояла из лиц. Эверетту Л хватило одного взгляда — теперь эта башня будет сниться ему по ночам. Только что он ощущал себя господином Лондона; внезапно на него накатил страх.
— Блок питания при вас? Давайте.
Мадам Луна не двинулась с места. Эверетт Л хотел повторить вопрос, но тут голова мадам Луны по-птичьи дернулась.
— Они близко.
Внезапно Эверетт Л ощутил себя маленьким и очень одиноким.
— Кто? Что?
— Дирижабль. Я вижу их на сканере дальнего действия. Странно. Какие-то помехи. Между мной и дирижаблем словно облако. И оно движется. Нет, это не облако, похоже на снег. Частицы. Насекомые, нет, это не насекомые. Эверетт Сингх! Защищайся! Нано идут!
Хотя слов было не разобрать, до мостика отчетливо долетали два рассерженных голоса. Один женский, визгливый, но твердый. Другой мужской, низкий, с сильным акцентом уроженца Глазго. Макхинлит.
Эверетт поспешил вниз, наступая на пятки капитану Анастасии. Сен следовала за ним.
— Бона! Ссорятся! — воскликнула Сен.
— В моем мире сказали бы, что Макхинлиту не мешает полечить нервы, — заметил Эверетт.
— В моем тоже, — согласилась Сен.
На грузовой палубе, окруженные солдатами, стояли двое. Один из спорщиков был облачен в отлично подогнанную военную форму Эгистрии; камуфляжный рисунок переливался на свету. На другом была кожаная летная куртка поверх оранжевого рабочего комбинезона. Они стояли лицом к лицу, глаза в глаза, на расстоянии, когда чувствуешь дыхание оппонента. Вены бугрились на шее и лбу Макхинлита. Елена Кастинидис выпрямилась, словно статуя изо льда, не отрывая глаз от механика и крепко сжав кулаки.