Наконец Крис инстинктивно дернул ручку на себя, задрав нос так, что самолет просел. Поскольку скорость была слишком маленькой, самолет клюнул носом, и пропеллер пропахал глубокую борозду в земле. Раздался скрежет и лязг металла, два человеческих тела швырнуло вперед. Жуткий толчок – и мы наконец остановились, глядя хвостом самолета куда-то в небо.
Масло на ветровом стекле сияло по-прежнему. Стекло осталось цело. Последние ало-золотые лучи заката наискось разрезали неподвижную темноту.
И тишина. Только в ушах звенит.
Мы спаслись чудом. Но, конечно, и Крис показал высший класс. А через минуту нас окружили пожарные машины, машины «Скорой помощи», полицейские машины – и половина графства Бедфордшир, которая затаив дыхание слушала переговоры на так называемой «закрытой» частоте, выделенной под наши проблемы.
ГЛАВА 9От последнего толчка Крис потерял сознание и теперь наполовину висел на ремнях безопасности, наполовину лежал на приборной доске. У меня в груди вроде что-то хрустнуло. Это было неприятно, но не смертельно. Во всяком случае, это не помешало мне протянуть руку к двери и отпереть ее. Но открыть ее я не смог: похоже, дверь заклинило.
Я ударился в панику. «Горим! – подумал я. – Вот черт, у нас же полные баки!» – и прочее в том же духе. Но прибывшие нам на подмогу спасатели живо вышибли дверь, осторожно, но быстро вытащили нас из перекошенной кабины и поспешно залили пеной протекшее горючее, себя и нас.
Крис очнулся со стоном. Услышав собственный стон, он тут же умолк и слабо улыбнулся. К тому времени, как между людьми в формах и белых халатах показалась первая репортерская камера с микрофоном, Крис успел забыть о собственном спасении, и все его мысли были обращены к его покалеченному сокровищу. Крис рвался осмотреть самолет, но его не пускали.
Я бы мог ему сказать, что повреждения, по крайней мере те, что видны снаружи, – это переднее шасси со сломанной стойкой, три лопнувшие шины и пропеллер, у которого все лопасти согнулись под углом в девяносто градусов.
Я стоял на траве и дрожал. Кто-то заботливо накинул мне на плечи одеяло. Я смотрел, как Крис борется с санитарами, желающими уложить его на носилки, и прочими добрыми самаритянами и проигрывает битву.
Я подумал, что первым делом следует выяснить, отчего масло протекло, но этим вопросом займутся едва ли не в последнюю очередь. Увы, видимо, это неизбежно.
Почему-то в критической ситуации моя голова начинает работать особенно ясно. Я вдруг вспомнил про приятеля Криса, который должен был зажечь посадочные огни в Уайт-Уолтеме. Наш спаситель из лутонской диспетчерской, спустившийся со своей башни, любезно пообещал предупредить его. Естественно, что вести, как дурные, так и добрые, не стали ждать, так что замять это дело оказалось совершенно невозможно. Весь Уайт-Уолтем обсуждал наше чудесное спасение и дружно сходился на том, что у этих метеорологов девять, а то и двадцать девять жизней.
Санитары наконец уложили сопротивляющегося Криса на носилки и утащили прочь. По дороге к машине «Скорой помощи» Крис только и успел крикнуть мне, чтобы я оставался при «Чероки» до победного конца (или до самой свалки), потому что он руку даст на отсечение, что масло он проверял и никаких протечек там не было. Я и сам прекрасно помнил, что несколько часов назад мы благополучно долетели в Донкастер и с маслом все было в порядке.
Я снял с себя одеяло, сложил, потихоньку сунул его обратно в машину «Скорой помощи» и, прикрыв ладонью свое чересчур приметное лицо, затесался в толпу зевак. Неважно, что там хотел знать Крис, – главное, что мне и самому было любопытно. Если бы не устаревший пеленгатор, не оператор диспетчерской лутонского аэродрома и не Крис, который выложился до конца, но сумел-таки посадить самолет, в тот ясный тихий вечер Би-би-си лишилась бы двух своих метеорологов, причем навеки.
Конечно, мы с Крисом попали во все газеты. Однако я оставался при «Чероки», пока его не подняли краном. За это Крис, отпущенный наконец из больницы, на следующий день рассеянно сказал мне: «Спасибо, старик» – и тут же поинтересовался, что мне удалось узнать.
– Когда мы… э-э… приземлились, в моторе не было щупа, – сказал я.
Крис свирепо уставился на меня. Мы сидели у меня в мансарде, обложившись воскресными газетами, которые Крис принес с собой. Во всех вечерних выпусках мы красовались на первой полосе: пара снимков самолета, зарывшегося носом в землю, и наши лучшие фотографии, какие нашлись в архивах Би-би-си. Репортеры не скупились на комментарии и комплименты (нельзя сказать, чтобы совсем уж незаслуженные) по поводу нашего чудесного спасения. Заодно вспомнили и недавно выплывшую историю о нашем полете через ураган. Да, две катастрофы за две недели – это уже многовато…
– Это не было ошибкой пилота! – заявил Крис, намеренно обходя щекотливый вопрос о топливных баках. – Ты видел, как я пользовался щупом вчера утром, перед отлетом. Я его вытер насухо, опустил в маслосборник, чтобы убедиться, что в моторе достаточно масла – и его таки было достаточно! А потом я вставил его на место и привинтил, все как следует. По пути в Донкастер никаких протечек не было!
– Не было, – согласился я.
– А в Донкастере я уровень масла не проверял. Ну же, признайся – не проверял я его! Потому что мы были совсем недалеко от Уайт-Уолтема. Я ведь и тогда, в Ньюмаркете, не проверял масло перед тем, как возвращаться домой. Потому что никто его не проверяет после такого короткого перелета.
– Да, ты действительно не вынимал щуп в Донкастере и не ставил его на место.
– Ты это помнишь? Ты мог бы присягнуть в этом?
В Донкастере я был совсем сонный, но я готов был доверить свою жизнь добросовестности Криса. Да, вот и тогда, во время полета через ураган, я доверил ему свою жизнь – и едва не утонул…
Да, но в Донкастере Крису ничто не угрожало. Ничто не давило на него. Уровень паники был на нуле. Не мог Крис совершить такой элементарной ошибки.
Значит, придется взглянуть в лицо фактам. Кто-то все же вынул щуп в Донкастере и не вставил его на место. И этот кто-то был не Крис.
На все мои вопросы о Робине Дарси Крис только покачал головой. Однако же он повеселел, собрал свои газеты, вышел на лестницу и стал спускаться, медленно – по его меркам, – потому что врачи сказали, что у него, возможно, было сотрясение мозга, и предупредили, что могут быть головокружения. А меня колющая боль в боку, сопровождающая каждый вдох, заставила наконец признаться себе, что я, по-видимому, сломал пару ребер.
В Лутоне со мной обошлись весьма любезно – очевидно, потому, что я работаю в метеоцентре. Я узнал, что мы буквально родились в рубашке, потому что аэродром с его единственной широкой посадочной полосой находился на холме над городом. И люди в диспетчерской с ужасом наблюдали, как после первого удара о землю «Чероки» свернул с полосы и поскакал по траве в сторону обрыва. И если бы Крис не вышел из терпения и не остановил машину, нам пришлось бы худо.
