– Держи прямо, – сказал я Крису. – А я свяжусь с аэродромом.
– Ты, главное, свяжись, – отозвался Крис, – а уж там я и сам разобьюсь.
Он еще мог шутить…
«Какая дурацкая смерть! – думал я. – Погибнуть из-за масла…» Хуже может быть, только если включить «дворники». Они размажут масло по стеклу в густую непроницаемую завесу. А так сквозь струйки пока видна земля далеко внизу.
Далеко внизу… Крис поддался искушению спуститься пониже, чтобы лучше видеть землю. Но чтобы добиться устойчивой связи с аэродромом – неважно с каким, – нам, наоборот, надо было лететь повыше.
– Крис, набери высоту, – ласково попросил я.
– Это мой самолет, черт возьми!
– А это моя жизнь, черт возьми!
Нам нужен был большой аэропорт, и чем скорее, тем лучше. На этот раз судьба нам улыбнулась. Я сухо спросил у Криса, имеет ли он что-нибудь против Лутона, который лежит прямо по курсу.
– Ты шутишь! Настоящий живой аэропорт? Полетели!
Я объяснил местному диспетчеру насчет масла и сказал, что мы направляемся к Лутону, который находится примерно в тридцати милях от нас. Когда мы сообщили в Лутон, что у нас нет никаких радиоприборов, кроме самого радиоприемника, в наушниках ненадолго воцарилось гробовое молчание. Оператор из лутонской диспетчерской прикинул наши шансы – весьма небольшие – и сказал, что может вывести нас к полосе и очистить воздушное пространство над аэродромом, а остальное нам придется делать самим.
Он выделил нам отдельную частоту, чтобы мы могли говорить с ним напрямую, не мешая прочим пилотам.
– Если так подумать, это, пожалуй, даже лучше поезда! – крикнул мне Крис. Он радостно ухмылялся. На этот раз перед лицом смертельной опасности он внезапно развеселился.
– Только пилота-самоубийцы мне и не хватало для полного счастья! – сказал я.
– Ну что ж, теперь он у тебя есть!
– Никогда тебе не прощу!..
В наушниках раздался голос оператора из Лутона:
– У нас есть старый пеленгатор. Вы умеете летать по QDM?
– Конечно! – ответил Крис, а я ответил «Да», хотя следовало бы сказать «Ответ утвердительный». Что в моем случае все равно было бы неправдой. Пеленгатор – это прибор для поиска направления, a QDM – это воздушный код для запроса о направлении. Это все, что я знал. Слава богу, Крис буркнул, что ему однажды пришлось воспользоваться этим способом несколько лет назад, когда он заблудился.
– А ты помнишь, как это делается?
– Смутно, – ответил Крис. – Но это все фигня. Как-нибудь разберемся.
Конечно, разберемся. А куда деваться?
Наш помощник в Лутоне, набравшись терпения, приказал Крису нажать кнопку «передача» и ничего не говорить, потом свернуть налево и через две минуты снова нажать на «передачу». Он сказал, что теперь знает, какая из точек на его экране представляет нас, и знает, в какую сторону нам нужно лететь, чтобы добраться до аэродрома, но на каком расстоянии мы находимся, он сказать не может и не узнает этого, пока не увидит нас своими глазами.
Мы ответили, что он-то нас, может, и увидит, но мы его увидеть не сможем. Масло, похоже, растекалось все быстрее. Курсовая видимость упала практически до нуля. Боковые стекла тоже начали затуманиваться, капли падали на них и растекались струйками.
С помощью опытного оператора мы таки добрались до лутонского аэродрома. Крис снова летел по приборам так, будто только для этого и родился, и всю дорогу отпускал плоские шуточки. Сквозь пока еще чистые края боковых стекол было видно, что на земле начинают загораться огни. Поток Крисовых шуток иссяк, когда радиооператор аккуратно развернул его, так что «Чероки» оказался на одной линии с единственной широкой посадочной полосой. Теперь она лежала прямо перед нами, в миле отсюда.
Полоса была ориентирована с запада на восток. Мы должны были садиться в направлении на запад, навстречу преобладающему ветру.
Увы, это означало также, что нам придется садиться лицом к заходящему солнцу. Последние закатные лучи окрасили масло, и все ветровое стекло превратилось в великолепную золотую завесу, невероятно красивую и смертельно опасную.
– Класс! – сказал Крис. – Я напишу поэму.
– Только не сейчас, ладно?
– Молись, Перри!
– Ты лучше думай о том, как нам попасть на землю.
– Ну, на землю-то мы попадем в любом случае.
– Живыми и невредимыми, – добавил я.
Крис только усмехнулся.
Голос в наушниках произнес:
– Вижу вас хорошо. Опустите закрылки… снизьтесь до двухсот футов… сохраняйте прежний курс… сделайте поправку на боковой ветер – десять узлов слева…
Крис проверил, выставил ли я альтиметр по высоте лутонского аэродрома над уровнем моря, и опустил закрылки – элемент крыла, который дает максимальную подъемную силу на малой скорости.
– Это не Один, – сказал он. – А жаль. Плюхнуться в теплое море было бы куда приятнее.
Я был с ним согласен. Масло затягивало стекла все гуще и гуше.
– Вы на высоте примерно ста футов, – сказал голос в наушниках. – Полоса прямо перед вами. Вы видите землю, хотя бы немного?
– Ни черта я не вижу! – ответил Крис, хотя ни в одном руководстве такой фразы не значится.
Он убрал газ, чтобы удержать нормальную посадочную скорость, и продолжал держать курс. Из башни сказали:
– Так держать… хорошо… убавьте газ… нет, прибавьте!.. так… убавьте газ… опускайтесь… выровняйте руль направления… Я сказал, выровняйте! Выровняйте!!!
Летя с посадочной скоростью, мы очень сильно ударились о землю, и нас снова подбросило в воздух и тряхануло так, что чуть глаза не повылезали.
Наша скорость была 80 миль в час и быстро падала. На скорости 60 миль в час подъемная сила будет уже слишком мала, и мы не сможем удержаться в воздухе.
– Прибавьте газ! – рявкнули из башни. – Прибавьте… выровняйтесь… руль влево…
– Я ни черта не вижу! – повторил Крис, стуча зубами от напряжения.
– Газ… Га-аз!!!
Крис дал полный газ, выровнял нос. Мы снова с жутким треском ударились о землю, но на этот раз не о твердую взлетную полосу, а о траву, и опять подскочили и понеслись дальше, бог весть куда, со смертельно опасной, но необходимой скоростью, иначе бы мы просто упали и разбились. Заходящее солнце по-прежнему слепило нам глаза золотисто-алым сиянием.
– А ну его все в задницу! – громко сказал Крис и снова убрал газ, отрубив подачу топлива и заглушив мотор. Это было бы вполне разумно, если бы наши колеса катились по земле, а не висели в десяти или более футах над ней.
Обычно Крис плавно опускался, приподняв нос, и легко, как перышко, касался колесами земли. Но на этот раз скорость падала слишком быстро, и самолет остался фактически неуправляемым. Мы снова ударились о землю, подпрыгнули, ударились, подпрыгнули, и так несколько раз. Каждый раз мы подпрыгивали все ниже, но все же не под тем углом, чтобы остаться на земле.
