Потом дверь открылась, и детектив появилась на пороге:
– У вас есть носовой платок?
Ноэль молча указала на пачку бумажных платков.
– Что случилось? – спросил я. Шарвийфор лишь расстроенно поглядела на меня, схватила бумажные платки и снова исчезла за дверью.
Через пять минут они вышли вдвоем. Люсиль Дракс еле передвигалась. По щекам размазаны слезы, взгляд безумный. Шарвийфор подала мадам Дракс руку, и та судорожно ухватилась за нее, как утопающий за соломинку.
– Я должна отвезти мадам Дракс в Виши, – тихо проговорила детектив. – Доктор Даннаше, очень скоро к вам зайдет Жорж Наварра. Думаю, вы догадываетесь, о чем идет речь.
И они ушли.
События последующих суток вспоминаются смутно – расплывчатые лица, разговоры, словно обрывки тревожного сна, который приснился давно, но от которого мне только предстоит излечиться. Излечиться в буквальном смысле – исцелиться, забыть, простить, понять, жить дальше. Странная размытая клякса воспоминаний, цвета кровавого вечернего неба, болезненного заката, что завершает гнусный день.
Вскоре после того, как детектив Шарвийфор увезла старую мадам Дракс, появился озадаченный Жорж Наварра. Он странно держался, как будто пытался симулировать формальность. Что он и делал, как вскоре выяснилось. Когда Ноэль ввела его в кабинет, инспектор откашлялся – кашель, чтобы нарушить тишину, а не прочистить горло, – но ни слова не сказал. Я вышел из-за стола, и мы поздоровались. Наконец он заговорил. Я должен проследовать в полицейский участок для допроса, сказал он. Ноэль подшивала документы у меня на столе: услышав такую новость, она тихонько икнула в изумлении. Извинилась и поспешила уйти прочь.
– Мне очень жаль, – сказал Наварра.
В своем фатализме я знал, что рано или поздно это произойдет. Но, как это всегда бывает, когда теоретическое знание обретает внезапно конкретную форму, реальность потрясла меня. Наварра поспешил меня уверить, что никаких обвинений не предъявлено. Нужно лишь прояснить один «вопрос». Насчет писем. Пришло заключение графолога, и получалось, что мною написаны оба письма якобы от Луи Дракса – и мне самому, и мадам Дракс.
– Я не преследовал никакого злого умысла, – сказал я. – И писал их в состоянии, когда не отвечал за свои поступки. Попытайтесь понять: я находился в измененном состоянии.
Наварра посмотрел на меня тупо, потом беспокойно нахмурился.
– Вам лучше сейчас ничего не говорить, доктор Даннаше, – пробормотал он. – Проедемте в участок.
На выходе из приемной я попросил Ноэль позвонить в Монпелье и сообщить Софи, что меня допрашивают в полиции. Затем передумал и велел не звонить. Затем снова передумал.
– Только особо не тревожьте ее, хорошо?
Ноэль поморщилась: она была преисполнена благородного негодования. Это было чересчур для ее хрупкой психики, и она потянулась за спасительным кремом для рук.
Шурша белым гравием, машина Наварры тронулась с места. На выезде из больницы я увидел нашего садовника мсье Жирардо – он наклонился над бордюром из лаванды. Оторвав цветок, он мечтательно размял его в пальцах и поднес к лицу. Как же я завидовал ему в эту минуту. Увидев меня, мсье Жирардо улыбнулся и помахал.
Мы вырулили на дорогу и поехали быстрее.
– Должен вам сказать, доктор Даннаше, вы меня здорово удивили, – заявил Наварра. – Устроили всю эту комедию с первым письмом, вызвали меня…
– Я не устраивал никакой комедии. Вам это сложно будет понять, но я действительно не отдавал себе отчета в том, что делаю. Если это вообще был я. А это еще нужно доказать. Послушайте, я в детстве был лунатиком. Рассудите сами – зачем мне писать самому себе письмо с угрозами? Вот я чего не понимаю.
– Лунатиком, говорите? – задумчиво переспросил Наварра. Какое-то время он просто молчал в задумчивости.
– А как же Пьер Дракс? – наконец поинтересовался я. – Поиски продолжаются?
– Нет, – ответил Наварра. – В этом же больше нет необходимости.
Он свернул по указателю налево, затем набрал скорость, чтобы обогнать трактор, груженный бревнами.
– Как это нет необходимости? Он до сих пор скрывается!
– Собственно, Пьер Дракс уже ни от кого не скрывается, – произнес Наварра, быстро глянув на меня. Взгляд испытующий, недоверчивый. – Мы его нашли. Поэтому Шарвийфор и приехала за его матерью. Повезла ее в Виши на опознание.
– Нашли? Это же просто отлично! Теперь наконец… Инспектор оборвал меня на полуслове:
– Тело. Мы нашли тело Пьера Дракса.
Я молча уставился на его аккуратный профиль. О чем тут говорить? Пьер Дракс мертв. Следовательно, он никого не преследовал. Не писал никаких писем. Не…
– Суицид? – наконец выдавил я.
– Не знаю, – ответил Наварра. – Пока никто не знает.
Полицейский участок Лайрака – маленькое сонное царство: на доске объявлений под сквозняком шевелятся многочисленные памятки, повсюду – разруха под контролем. Наварра провел меня в комнату для допросов и сухим официальным тоном сообщил заключение графолога: письма были написаны левой рукой, хотя автор правша.
– К сожалению, кассеты с записями, относящимися к данному периоду времени, исчезли, – медленно проговорил Наварра. Затем вздохнул и тихо прибавил: – Доктор Даннаше, вам стоит переговорить со своим адвокатом либо как-то постараться найти эти кассеты.
Я чувствовал, что Наварра хочет мне помочь, но я не знал, как ему это позволить; каковы здесь границы дозволенного? Может, выложить всю правду? Мол, да, это я взял кассеты, потому что достоверно знал, кем написаны письма. Но писал я их во сне, подчиняясь Луи. Перес подтвердит мои слова, он обещал; но тогда он был нетрезв, да и помнит ли он о нашем разговоре? Может, лучше ничего не говорить и вызвать адвоката? Пока я мучился сомнениями, Наварра, вздохнув, предложил мне побыть одному и все хорошенько обдумать, а затем ушел. Потом я услышал, как лает в коридоре собака. Я подошел к окошку и увидел Натали с Жожо; Натали висла на локте женщины-полицейского. Натали недавно плакала и выглядела измученной. Я вспомнил, как ее хрупкое тельце прижималось ко мне, как я чувствовал каждую косточку, и у меня комок подкатил к горлу. А потом внезапно – обжигающие слезы. Мне хотелось окликнуть Натали, но я знал, что нельзя. Да и что я ей скажу? Ей наверняка уже сообщили о смерти Пьера. И сообщили, что письма написал я. По-видимому, уже спросили, не желает ли она подать на меня в суд. Видимо, Натали считает, что я чокнутый. Если только, как и Перес, не догадывается, что через меня говорит Луи. Она должна поверить. Мне кажется, мой ребенок – он вроде ангела. Она хотя бы понимает, что я люблю ее? Неужели не чувствует?
Луи Дракс – всего лишь очередной медицинский случай, так к нему и относись, – вот что советовал мне Мёнье.
Но я не смог. И тут меня как громом поразило. Может, Филипп разглядел в Луи нечто странное – потому и предупреждал меня? Я-то заподозрил, что он влюблен в Натали. Но, быть может, есть другое объяснение? Я должен с ним поговорить.
