class="v">Как будто впрямь он херувим.
Второй приходит, третий, четвертый —
И у каждого в памяти не стерты
Черты любезной. Ничто против нашей,
Но для него она гурий краше.
Его ублажаешь, всем прихотям внемля,
А мусульманина тянет на землю.
Такой афронт для нас, Небесно —
Высокородных, был горек крайне,
И, заговор взлелеяв втайне,
Мы провели свой план чудесно.
Пророк – по семи небесам в дозор,
А мы – за ним, по следам в упор.
Очередной поворот – и вот
Крылатый конь прервал полет.
Окружаем всадника. Ласково-строг,
Жалобу выслушал пророк
И вынес скорый приговор,
Но только к пущей для нас досаде:
Его высоких целей ради
Должны смиренно мы с тех пор
С вами всегда судить без различья
И ваших подруг принимать обличья.
Для гордости куда как нелестно!
В обиде девушки. Но известно:
У нас не так, как в жизни бренной, —
Любовь у нас самозабвенна.
Видит пришелец, что видел прежде,
И верен прежней любви и надежде.
Мы и блондинки, мы и шатенки,
У нас капризы на все оттенки,
Причуды, прихоти – все так знакомо,
И кажется каждому, будто он дома.
Ну, а для нас вся радость в том,
Чтоб он поверил: «Здесь мой дом».
И лишь тебе, какая есть,
Я в образе предстала райском,
А ты воздал почет и честь
Моим, а не Зулейки ласкам.
Но так как та прекрасна тоже,
Мы с нею как две капли схожи.
Поэт
Твой взор слепит, как свет небес.
Не разберу, где правда, где морок.
Но этот голос так мне дорог!
Ты, право, чудо из чудес:
Для немца гурия райскую речь
Готова в немецкий раешник облечь.
Гурия
Свой стих таким сложить учись ты,
Как он в твоей душе звенел;
В райском содружестве мил нам чистый,
Глубинный смысл и слов и дел.
Врата открыты и пред зверем,
Когда покорлив он и верен.
Корявый гурию не оскорбит язык:
Мы знаем, что от сердца говорится.
Всему, что чистый выплеснул родник,
Дано свободно в рай излиться.
«Держишь? Боишься, улечу?..»
Гурия
Держишь? Боишься, улечу?
А знаешь, сколько тысячелетий
Живем мы вместе в кущах этих?
Поэт
Не знаю, нет! И знать не хочу.
Неизведанной ласки власть,
Беспорочных лобзаний страсть!
Мне каждый миг пронзительно-сладок.
Давно ли? Спрашивать не надо.
Гурия
Ты бываешь, я замечала не раз,
Рассеян и странно далек от нас.
Иль, дерзновенный, с высоты
В глубины божьи рвешься ты?
Возлюбленную вспомни снова,
Ведь вот и песенка готова:
У входа тот напев родной —
Как он звучал!.. Звучит? Для рифм себя
не мучай;
Мне песню давнюю – к Зулейке
песню – пой!
Ты и в раю не сложишь лучшей.
Взысканные звери
Был четырем животным вход
Открыт в пределы рая.
Там с праведными Вечный год
Им жить, покой вкушая.
Вступают. Впереди осел
И гордо и степенно:
Ведь, оседлав осла, вошел
Иисус во град священный.
А следом волк, смущен слегка.
Завет соблюл он свято:
«Не тронь овечку бедняка,
Брать можешь у богатых».
Виляет весело хвостом
Пастуший песик верный:
При семерых столетним сном
Он спал во тьме пещерной.
Котенок прыгает у ног
Абугерриры, верткий:
Вовеки свят, кого пророк
Погладил раз по шерстке.
Высшее и наивысшее
Не взыщите с нас сурово,
Если ереси мы учим!
Заглянув в себя глубоко,
Мы на все ответ получим.
Про себя давно решил я:
Человек, собой довольный,
Ждет душевного покоя
В небесах, как в жизни дольной.
Чем, бывало, дух мой нищий
Ублажал себя беспечно,
Те же радости он ищет
Обрести теперь навечно.
Сад в цвету и плод созрелый,
Нестареющие жены,
Как живым, равно приятны
И душе омоложенной.
И былых друзей и новых,
Всех созвал бы я на встречу
И на языке немецком
Их приветил райской речью.
Свой у ангелов, однако,
Диалект, пришельцам ясный:
Здесь склоняют розу с маком
Без грамматики прекрасно.
Хорошо б духовным взором
Нам пройтись по далям вышним,
Тот испить восторг, в котором
Станет звук и звон излишним!
Звон и звук! Едва их путы
Разорвет, воспрянув, слово,
Ощутишь себя как будто
Бесконечным в жизни новой.
Если всем в замену чувствам
Есть в раю одно в припасе,
Я пяток земных, клянусь вам,
За него отдать согласен.
С ним проникну я, возможно,
В наивысший круг, который
Весь проникнут словом божьим,
Вечным словом животворным.
Не влекомым ввысь, в извечный
Лик Любви взирая, здесь нам
Обрести покой конечный:
С ней сольемся, в ней исчезнем!
Семеро спящих
Шесть обласканных придворных
От царя бежать решились,
Не желая чтить в нем Бога,
Раз на Бога не похож он:
Муха, видите ль, спесивцу
Не дает поесть в охоту;
Слуги машут опахалом,
Отогнать не могут муху —
Все кружит над ним и жалит,
Чин застольный нарушая,
Как язвительный посланник,
Посланный мушиным Богом.
